Это не был идеальный брак. Марша отложила книгу. Всего лишь мужчина и женщина. Всего лишь совместное проживание и мечты о будущем. Ремонт дома. Новая машина. Пальто на зиму и сапоги на осень. Саймон уехал в начале лета, а сейчас уже моросили дожди и желтые листья опадали с деревьев. Любила ли она его? Может быть. Когда-то. Особенно когда он был рядом. Но он ушел. Сказал, что жизнь потеряла для него прежний смысл, собрал вещи, трахнул напоследок, вызвал такси и уехал на вокзал. Марша лежала под ним и думала о той бабе, на которую он меняет ее. Ночь была теплой, и Марша вышла на крыльцо в ночной рубашке. Желтое такси остановилось возле забора. Саймон не оглянулся. Захлопнул дверку, и Марша услышала, как он сказал водителю: «Трогай». Наверное, потерять человека, с которым прожил не один год, равносильно тому, что для генерала сдать в военное время вверенную ему армию, или тоже, что для капитана видеть, как тонет его корабль. Черные воды смыкаются над судном, а он стоит на спасательной шлюпке и думает о чем-то. Марша в ту ночь тоже о чем-то думала. А потом появился сердобольный Ангер, и замешательство сменилось грустью. День за днем. Ночь за ночью. И еще один сюрприз. Примерно через месяц, как уехал Саймон. Девять из десяти тестов на беременность дали положительный результат. Марша смотрела на тот, что был отрицательным, и тоже о чем-то думала. А черные воды смыкались над тонущим судном. Глубже. Еще глубже. На самое дно.
– Ты знаешь, кто отец? – спросил Ангер, когда они лежали в постели, кутаясь в потные простыни.
– Не ты, – честно сказала Марша.
– Хорошо, – сказал Ангер, выкурил сигарету и трахнул ее еще раз.
Глубже. На самое дно. А капитан стоит на спасательной шлюпке и не может плакать…
* * *
Стой, Кевин!
Лео впереди тебя останавливается так резко, что ты едва не наталкиваешься на него. Он оборачивается и говорит, что вы стоите возле святая святых «Тюрьмы 308». Прочитай название на ржавой двери, выкрашенной в синий цвет: «Прачечная». «Тоже мне святыня!» – думаешь ты. В нос бьет запах хлорки и прелого белья. Какой-то человек роется в грязной одежде. Он оборачивается, и ты видишь его изуродованное шрамами лицо. Лео говорит, что этого уродца зовут Вечный Даун. Говорит, что он уже давно отсидел положенный ему срок, но кому он теперь нужен «такой симпатичный». История о том, как человека сварили в одном из этих котлов, кажется неправдоподобной и надуманной. Ты встречаешься с ним взглядом. Думаешь: неужели его мозги сварились вместе с кожей? Нет. В этих глазах слишком много мыслей.
– Больно, – шепчет Даун. – Очень больно.
– О! – весело восклицает Лео. – А я и не знал, что он разговаривает!
– Больно. Очень больно.
– Не слушай его, – говорит тебе Лео. – Он не может ничего чувствовать. Совсем ничего.
– Больно вот здесь, – говорит Даун и бьет себя кулаком в грудь. – Вот здесь.
Конец ознакомительного фрагмента.
