В лунном обществе не было принято называть друг друга именами. Тут значение имел лишь статус, определяемый исключительно размерами тела или мышц. Мун поначалу поражался, как такое вообще возможно. Однако потом провел параллель с земными животными. Взять тех же котов и кошек. Это люди знают, кто из них Барсик, кто Васька, а кто Мурка. Самим же животным достаточно взглянуть на другого представителя своего кошачьего рода, чтобы понять, кто перед ним: самец или самка, зажравшийся домашний толстяк или помоечный бродяга, доходяга с ободранными плешивыми боками или свирепый боец с поцарапанной в кошачьих потасовках мордой. Нечто подобное было и тут. Вот только Муна, привыкшего классифицировать окружающих по именам, такой порядок вещей не устраивал. Потому ради простоты сам для себя он все-таки дал прозвища своим новым знакомым.
Девушку он назвал Евой – по аналогии с библейскими преданиями. Ведь она и ее кавалер были первыми, кого он повстречал тут. С той лишь разницей, что это были первые вампиры, а не люди. Впрочем, и Луну после всего увиденного Раем не назовешь… Что касается ее отца, Мун особенно выдумывать не стал, а прозвал его просто – Шрам. Это несмотря на то, что, как и на любом нормальном вампире, прочерченные когтями борозды на его лице довольно быстро зажили, от них не осталось и следа. И все-таки прозвище Мун менять не стал.
Поначалу, когда он, забывшись, называл своих новых друзей этими кличками, оба вампира весьма удивлялись.
– Ты прямо как те психи. Ну, которые под людей косят… – со смехом восклицал Шрам.
Однако вскоре оба привыкли к тому, что Мун их окликает в несвойственной для Луны манере: «Сумасшедший, что возьмешь?», – а потому даже стали отзываться. Да и сами они так часто называли Муна землятиком, что это слово, в нарушение лунных традиций, превратилось в прозвище.
Поселившись с ними в пещере, Мун опасался, что владельцу не понравится появление в его собственности еще одного жильца.
– О, за это не беспокойся, он будет только рад, – успокоил Шрам.
Так оно и вышло. Дело в том, что арендная плата – пятнадцать глотков – бралась с каждого жильца. А значит, чем больше арендаторов – тем больше крови. К тому же Муну с его друзьями пришлось соорудить в стене третью лежанку, за которую владелец пещеры не заплатил ни глотка: мол, она же вам нужна, а не мне. Но при этом весьма обрадовался этому факту, так как жильцы могут съехать, а лежанка останется.
С закатом все трое выбрались из пещеры – нужно было идти искать работу.
– Почему вы не пьете кровь друг друга? – задал Мун давно мучавший его логичный вопрос. – Ты у дочки выпил глотков десять, она – у тебя. И оба сыты. Зачем добывать кровь на стороне?
Шрам встретил это замечание насмешливым взглядом. Однако, когда понял, что Мун вовсе не шутит, пораженно покачал головой:
– Да ты и правда с Земли свалился, если задаешь такие вопросы!
И, видя, что Мун все еще ждет ответа, сказал:
– Ну хорошо. Проще показать, чем рассказать. Ты ведь на рассвете пил кровь у моей дочки, так? Эй, милая, поди сюда! – позвал он Еву и, когда та подошла, предложил: – Ну давай, попей.
Едва приблизив губы к запястью девушки, Мун ощутил приступ тошноты. Когда же он надкусил вену и сделал глоток, его едва не вывернуло: он с трудом удержался, чтобы не блевануть.
– Ну и как? Есть еще вопросы? – весело спросил Шрам.
