Няня заглянула в него, восхищенно округлила глаза, заулыбалась одобрительно, с гордостью смотря на соседа, мол, смотри, какая талантливая воспитанница.
А вот мой будущий учитель побледнел. Брови – кустистые такие, густые – поползли к макушке. На лице мелькнуло странное выражение, он прислушался к чему-то, побледнел еще больше, вскочил и умчался столь резво – совсем не для своего почтенного возраста, только борода мелькнула в воздухе.
Мы с няней озадаченно переглянулись.
– Мастер, – почтительно проговорила та, разводя руками. Налила мне чай, я выпила залпом, протянула пиалу за добавкой – после напряженных переговоров с духом в горле пересохло.
Старик вернулся подозрительно быстро – неужели бегом туда и обратно? А еще он вернулся жутко злым. Борода встопорщилась, в глазах молнии, лицо разъяренное.
– Ты! – палец воткнулся в воздух, указывая на меня.
– Вон! – и воздушная волна обрушилась на стол, добивая многострадальный кувшин.
Я вскочила, отряхивая юбку от капель воды.
С обиженным лицом неспешно поднялась из-за стола няня.
– Мас… – начала она было, но была перебита гневным:
– Вон!
На этот раз няня разозлилась по-настоящему. Уперла руки в боки, явно намереваясь сильного и опытного мага оттаскать за бороденку, но я испугалась последствий.
– Идем, – потянула няню за руку.
Зря я того духа отпустила… Хотя нет, не зря. Я даже рада, что он на свободе. А вот шанс с учителем, похоже, упущен. Красавчик оказался дорог старику, может, как память о бурной молодости. Может, их связывало что-то еще…
– С чего это? – уперлась няня, буравя соседа возмущенным взглядом.
– Идем, – проявила я настойчивость, буквально выволакивая старушку на улицу и даже нашла в себе силы извиниться напоследок: – Прошу прощения за потраченное на нас время.
На улице выдохнула, переживая больше о том, что няня испортит из-за меня отношения с соседом, чем о себе. Не вышло с учительством… ну что же. Старик и не обязан быть милым и всепрощающим. Слива мне вслед сочувственно вздохнула…
– Нет, ну какой… пень старый. Понос сушеный. Отрыжка козла, – няня все никак не могла успокоиться. – Ты же принесла ему кувшин! Что с ним не так?!
– Все не так, – призналась, – похоже, не выйдет из меня ученицы… Источник я ему испортила.
– Да? – озадачилась няня. Посмотрела на меня с состраданием, словно на любимого, но непутевого ребенка. И эта жалость кольнула… По крайней мере я попыталась…
Няня тревожно глянула на небо, где солнце уже начало клониться к закату, потом на меня.
– Пора, – кивнула я. Тепло обняла и распрощалась с обещанием навестить еще.
Домой возвращаться не хотелось, и чем ближе я подходила к усадьбе, тем тяжелее становился шаг.
К воротам не пошла, свернув к боковой калитке. Проскользнула внутрь и, крадучись, по теням двинулась к своим покоям.
Солнце светило низко, размазывая густые тени по двору. С пруда тянуло свежестью, и первые тростниковые лягушки пробовали голос, вступая в хор с цикадами. Крыши нежно розовели, а дорожки погружались в полумрак.
На крыльце, освещенной закатом, стояла моя служанка, любуясь браслетом на запястье. Точеный нефрит изящно подчеркивал белизну кожи и действительно был хорош, но проблема была в том, что браслет принадлежал мне.
День оказался неожиданно тяжелым. Меня несколько раз скидывали с вершины славы, втаптывали в грязь, так что мое терпение несколько истощилось.
Служанка испуганно взвизгнула, когда я ухватила ее за плечо, грубо впихнув внутрь дома. Перехватила за руку, заставляя отступить к стене.
