– Камин – это лишне, – подал голос психолог, – если помещение изолировано, этого достаточно. Пойдемте, посмотрим.
Игорь понимал, что удобнее было бы разговаривать у него в кабинете. Но не хотелось пускать посторонних на свою половину, хотя он и понимал, что обыск там прошел, ничего подозрительного не отыскалось. Но это было его личное пространство. А там – его коллекция кортиков, которую ему почему-то не хотелось показывать психологу. Кто его знает, какими потаенными чертами характера в его представлении окажется склонность к собирательству холодного оружия.
– Располагайтесь, – Игорь распахнул двери, выходящие на террасу. – Я пойду встречу детей. Слышите, ворота открылись без звонка? Это свои.
Он вышел на крыльцо, радуясь, что не надо поддерживать со следователем пустую беседу.
Приехала дочь с внуком. Она молча прошла в дом, юноша остался в саду, развалившись в качалке. Он сидел в соцсетях, всем своим видом показывая, что происходящее мало его интересует.
– А где Даша, она не с вами?
– Она заехала за медсестрой в поликлинику, стоят пока в пробке, но скоро будут, – Наталья сняла туфли на высоком каблуке и открыла шкаф в прихожей. – Где мои кроссовки?
– Нандомуцики? Блестящие такие?
– Да.
– Не знал, что ты унаследовала любовь к этой фирме.
– Я унаследовала сами кроссовки. Хожу в них все лето. Не замечал?
– Нет.
– Это в твоем стиле. Так где они?
– Полиция забрала.
– Зачем?
– Думал, это обувь твоей матери. Надо было дать собаке на пробу. Чтобы след взяла.
– И взяла?
– Да. Но, видимо, бесполезно. Раз это твои кеды.
– А мамины туфли что, не мог дать?
– В том-то и дело, что больше никакой обуви на даче не оказалось.
– Как так?
– А вот так. Ничего не пропало, кроме банковской карты и кучи этих самых нандомуциков.
– Мама пропала.
– Это претензия не ко мне.
Игорь пошел на кухню, где Кузьминична готовила обед.
– Пожалуйста, отвлекитесь от салата, – тихо попросил он. Кухарка вздрогнула. – Нам бы кофе выпить. Покрепче и со сладеньким.
– Да у меня все накрыто уже, – Кузьминична кивнула в сторону стола. – Кофе сварить или из кофемашины нацедите?
– Приготовьте в кофейнике – нас много. И чай черный заварите, на всякий случай.
– А что, ментов тоже поить будем?
– Это, Кузьминична, не менты. Это следователь и психолог. Цвет нашей полиции, можно сказать. А вы – так уничижительно…
– Тот, кто по коврам в сапогах топтался, для меня менты.
– Не сердитесь. Они свою работу делали, спозаранку, по росе.
– Ладно. Только два ковра придется в химчистку сдавать.
– Не надо. Я закажу специалистов сюда, на дом. Когда разрешат.
– А почему вы должны кого-то спрашивать?
– Наверное, не должен. Но мне не хочется, чтобы посторонние тут были лишний раз.
– Уж постарайтесь. До возвращения хозяйки…
– До возвращения хозяйки?
– Да, хозяйки этого дома. Или вы сомневаетесь, что она вернется?
– Вы, Кузьминична, меня в чем-то подозреваете?
– Кого же еще подозревать?
– А я-то думаю… что-то вы грубо со мной разговариваете… я же ваш работодатель.
– Простите, но Нина мне тоже не чужая была.
– Была?
– Что вы к словам придираетесь? Путаете меня.
– Главное, вы следователя не запутайте.
Кузьминична загремела чашками, всем своим видом показывая, что дальнейший разговор продолжать не намерена.
* * *
Вероника устроилась в кресле за ломберным столиком, оставив второе напротив себя для собеседников. Семен Яковлевич облюбовал качалку у камина.
– Вероника Антоновна, разверните-ка левое крапо так, чтобы я видел наших подопечных анфас. И пожалуйста, не надо камер. Люди их чураются.
