- Белый танец! – пробасила она. – Дама, следующая в очереди, приглашайте кавалера!
Следующей в очереди была Людка, продавщица единственного в деревне круглосуточного магазина. Несмотря на постоянную борьбу с алкашами, которые требовали водки после десяти вечера, женщиной она была робкой и стеснительной.
- Стоп! – крикнул Хабаров вдруг и вырвался из объятий Никитишны, которая крепко его стискивала, не обращая внимания на то, что её песня закончилась. Залез на сцену. – Дамы, я уважаю вашу потребность на реализацию в танце, но после последнего, у меня кажется сломано пару рёбер. Поэтому, чтобы никого не обидеть – все, кто хотел со мной танцевать в понедельник получат премию три, нет пять тысяч рублей! Подходить в бухгалтерию, после восьми утра! Мужики – каждый, кто станцует сегодня более трех белых танцев с означенными выше дамами получит по две тысячи!
Дамы загудели, то ли негодуя, то ли радуясь. Мужики полезли из кустов. Я пока встревожиться не успела, сейчас утеку через парк, и хрен он меня на своей мажорской игрушке догонит. Но Хабаров повернулся ко мне, нашёл взглядом сразу, безошибочно, словно знал где я, хотя стояла я в в темноте. Спрыгнул со сцены и ко мне пошёл. Убивать будет, подумала я. Бежать надо, а ноги словно к полу приросли . И чем ближе он ко мне подходит, тем мне страшнее. Вижу, какой у него бешеный взгляд. Галстук сбит, на воротнике рубашке чья-то помада. Не удивлюсь, если и правда ребра поломали.
Вдруг тихо-тихо стало. Очередной шлягер девяностых вырубился, и тишина, словно её дышит никто, даже сверчков слыдно стало. Где-то в кустах тренькнула бутылка, видимо, не все вылезли на зов.
- Тамада! – позвал Хабаров. – То есть диджей, теперь старье заказываю я. The Righteous Broters "Unchained Melody" есть?
- Поищу, - отозвалась Таська, икнула и выронила сигарету, которую едва закурить успела. Сигарета упала и рассыпалась крошечными огоньками. – Сейчас.
И бросилась к своему рабочему месту внезапно забыв, что весит больше сотни килограмм, полетела просто с грацией примы-балерины. И тишина прервалась знакомой с детства мелодией. Я сглотнула, а Хабаров ко мне шагнул, поправляя на ходу галстук. Блядь, что делать?
- Прошу, - галантно сказал он и даже чуть склонился, приглашая на танец.
И как тут откажешь, когда все смотрят, даже моих трактористов штук пять! И все знакомые лица, все. Выставлять себя посмешищем очень не хочется. А танцевать просто страшно. Это же Хабаров, я от него бегаю, а не к нему… И я дала ему свою руку, а сердце постараюсь сберечь. И насчёт тела подумать было бы неплохо. Дура, о чем думала, когда наряжалась? Надо было сарафанчик надеть с вишенками, а не это платье тонкого шёлка и с декольте, единственное моё приличное платье…
В голове миллионы мыслей, А Хабаров уже на танцпол меня ведёт. И руки на моей талии, а мои – на его плечах. Все, блин, как положено, только коленки трясутся. И колхозники все стали кругом, смотрят, нашли тоже мне, цирк…
Обычного медляка не вышло. Хабаров танцевать любил и умел. В его руках и я вспомнила, что когда-то и сама много и с удовольствием танцевала… И так хочется, чтобы танец не кончался. Во-первых, его руки на мне это нечто… непередаваемое. Так и думается, как оно было бы, если бы не явно лишняя одежда да и зрители. Во-вторых страшно. Страшно, что он зол и просто не показывает своей ярости, а потом… потом покажет. Мой Лёшка он и правда хорошим был, но в моменты ярости я его боялась. Он кричал, порой я думала – ударит. Ни разу не ударил, а страх никуда не делся. Отцом он был куда лучшим, чем мужем, хотя когда-то казалось – любовь.
