После её ухода Заманский подошёл к камину и протянул руки к огню, зябко поёживаясь.
– Как девочка расстроена похоронами Андрея Олеговича! – произнёс он, ни к кому не обращаясь и глядя на колеблющиеся языки пламени.
Софья Алексеевна усмехнулась.
– Вы так считаете, господин Заманский?
Будто не замечая язвительного тона вдовы, он дружелюбно обратился к ней с вопросом:
– Вы не находите, Софья Алексеевна, что в наше время подобное отношение наёмной работницы к своему работодателю выглядит весьма трогательно?
– Не нахожу, – резко ответила она. – Зато испытываю неодолимое желание пожелать ей семь футов под килем и дать расчёт.
Заманский бросил на неё быстрый предостерегающий взгляд, но сразу же снова перевёл его на огонь, ничего не сказав.
– Надеюсь, причина веская? – спросил он после недолгого молчания.
– Чрезвычайно, – почти грубо ответила Софья Алексеевна, не желая скрывать своих чувств. – Я не хочу видеть в своём доме грустные лица. От этого у меня может разлиться желчь. – В её голосе появились жалобные нотки, словно она надеялась вызвать сочувствие. – А мне сейчас как никогда нужно быть сильной. Ведь на мои хрупкие женские плечи возложена великая миссия – уберечь компанию мужа от банкротства. – Возвысив голос, она торжественно, будто произносила клятву, сказала: – Ради наших с Кичатовым дочерей и будущих внуков.
Но вышло это не очень убедительно. Или нотариус был недоверчив от рождения. Он с нарочитым удивлением посмотрел на вдову и, смягчая свои слова улыбкой, спросил:
– О каком банкротстве вы говорите, Софья Алексеевна? Слава Богу, дела идут хорошо. Несмотря на отсутствие Кичатова, предприятие процветает.
Но вдова не собиралась сдаваться.
– Всё это одна только видимость, Иосиф Аристархович, уж вы-то должны, кажется, это понимать, – возразила она таким тоном, будто говорила с неразумным ребёнком, заявляющим, что он будет жить вечно. – За те три года, что с нами нет моего покойного мужа, репутация компании на рынке несколько пошатнулась. Хватит ли у меня теперь сил вернуть всё на круги своя?
Заманский понимающе покачал головой и сочувственно заметил:
– Но если вы, Софья Алексеевна, и в самом деле опасаетесь, что не справитесь…
Нотариус сделал паузу, и только когда нетерпение вдовы проявилось в шумно выдохнутым могучими лёгкими воздухе, который она долго сдерживала, словно опасаясь не расслышать его, он закончил:
– Думаю, Алексей, муж Верочки, может возглавить компанию.
И, не давая ей времени на возражения, продолжил, будто пытаясь подсластить горькую пилюлю:
– А благодаря Павлу, мужу Наденьки, компании Кичатова обеспечены квоты на добычу рыбы на много лет вперед. Так что на вашу долю останется только стричь купоны.
Софья Алексеевна возмущённо взмахнула руками, и если бы Заманский стоял ближе к ней, и она могла бы до него дотянуться, то ему едва ли бы удалось устоять на ногах.
– Вы неисправимый оптимист, Иосиф Аристархович, – заявила она гневно, будто обличая его в чём-то предосудительном. – А ведь сами знаете, что у Алексея случаются длительные запои. И тогда он не то что за компанию – за себя отвечать не способен. И ещё вопрос, сохранит ли свою должность начальника департамента рыбного хозяйства Павел. Это будет зависеть от нового губернатора края.
До этого вдова говорила громко, почти кричала, но вдруг перешла почти на шёпот и даже оглянулась, будто желая удостовериться, что их никто не подслушивает.
