И в этот раз я не спорила. Молча поднялась на ноги и пошла следом за своим провожатым. Мы вышли из зала, и я облегченно выдохнула.
— Это все? Я могу ехать домой? — в душе теплилась надежда на то, что хотя бы на сегодня кошмар окончился и я могу вернуться домой, проверить бабу Шуру и оплакать наконец-то родителей, попутно думая, как могу выпутаться из сложившейся передряги.
Может, написать заявление в полицию о склонении к проституции? Примут ли? А вдруг у этого Барона и в полиции есть свои люди?
— Такого приказа не было, — равнодушно ответил мой проводник. И, пройдя до конца коридора, он распахнул еще одну дверь и кивнул мне на комнату.
— Что тут? — настороженно заглянула внутрь, где тускло горел красноватый свет.
— Жди здесь, — не дождавшись от меня расторопности, подтолкнул внутрь и сразу же захлопнул дверь. Дернула за ручку, пытаясь выйти, но снаружи щелкнул замок. И только теперь я поняла, что нахожусь взаперти.
Оглядела комнату, и кровь отхлынула от лица.
Всю центральную часть помещения занимала огромная кровать. Она стояла на невысоком возвышении, и казалось, что она главенствует здесь. У изножья кровати находился шест. А чуть левее, ближе к еще одной двери, два кресла и столик.
Меня заперли в той самой ВИП-комнате, о которой ранее говорил Баз. В животе похолодело от мысли, что кто-то сейчас войдет в это помещение и захочет меня… Мне даже думать об этом было противно.
Осторожно прошла к креслу и забралась в него с ногами, прикрывая коротким халатиком коленки.
“Эх, папа, папа, что же ты такого натворил?” — думала о том, как он вообще мог оказаться замешан в чем-то незаконном.
Вспоминала, каким нервным он был последнее время, и понурым. И не хотела даже размышлять о том, что все, сказанное о нем, могло оказаться причиной такого поведения.
Не знаю, сколько я просидела в одиночестве. Но, когда щелкнул замок на двери, я вздрогнула, понимая, что уснула. И тут же уперлась взглядом в дверной проем. Сердце колотилось в груди с бешеной скоростью. На лбу выступила испарина. И, затаив дыхание, я смотрела, как распахнулась дверь и в комнату шагнул Он. Барон.
— А теперь мы с тобой будем разговаривать иначе, — закрыл он за собой дверь, и сердце ухнуло в пропасть от страха.
— Не вижу радости, — надвигался он на меня, а я сильнее вжалась в кресло, стараясь не показывать страха.
— Чему я должна радоваться? — смотрела на мужчину снизу вверх, когда он остановился всего в нескольких шагах.
— Тому, что я здесь с тобой, — прозвучал надменно его голос. — Ты стеснялась толпы. Теперь мы только вдвоем. Можешь раздеваться.
— Я буду рада, только если вы отпустите меня домой, — я не собиралась играть в эту чертову игру. — Я просто хочу домой, — слезы встали комом в горле, и я с трудом сопротивлялась желанию плакать. Никто не хотел меня даже слушать, не говоря уже о том, чтобы услышать.
— Это исключено, — отрезал он, рассматривая меня, будто диковинную зверушку. — Ты не вернешься домой. Его просто у тебя больше нет, — отвернулся. Внутри вспыхнула надежда, что он оставит меня в покое, но Барон сел в кресло напротив, продолжая меня изучать.
— Теперь твоя квартира принадлежит нам, — холодно сказал он.
— Но вещи внутри квартиры мои. Или тарелки и семейные альбомы тоже хотите двинуть на черном рынке, или куда вы планировали?
— Заберешь ты это добро и куда повезешь? Где ты живешь теперь?
