Она замечает моё удивление, и сразу же поправляет себя.
— Оленька, я, наверное, не так выразилась, — снова лебезит. — Просто имела в виду, что сейчас у Риммы такой сложный период в жизни… Что ей нужнее, — речь всё тише и тише.
— Я уже это слышала, — теперь уже перебиваю.
— Но кто же думал, что муж её бросит. Повторяю, деньги она обязательно вернёт! — но она на своей волне и продолжает.
— И всё-таки, пожалуйста, Татьяна Алексеевна, повторяю, не настраивайте её на то, что мы будем постоянно за неё платить. У каждого свои проблемы! — может ей надо повторить дважды?
Ок, мне нетрудно.
— В семье все проблемы общие! — словно учительница ученика поправляет меня назидательно. — И очень важно, что, надеюсь, Мирон думает так же. В конце концов, он зарабатывает львиную часть доходов в семье.
— Мы же решили обсудить это с Мироном! — напоминаю ей.
Я верю в душе, что мой муж услышит меня. Нам самим будут нужны деньги. А если он согласится и пойдёт у своих близких на поводу… Тогда… Я не знаю, что тогда.
Развод?
— Хотя, знаете… — делаю многозначительную паузу, — В принципе, я готова согласиться на пару следующих платежей, но с условием, — неожиданно мне приходит идея в голову, которая её точно не устроит.
Вижу, как замерла моя свекровь.
— Условие? Какие ещё могут быть условия?
— Условие такое: мы платим сейчас, а я хочу, чтобы она ровно через год оплатила моё Эко. Если мы помогаем ей сейчас, тогда она поможет нам, когда встанет вопрос с большими расходами на лечение по бесплодию.
— Что такое Эко?
— Не слышали про такую процедуру? — удивляюсь.
— Это когда ребёнок из пробирки? — брезгливо кривит лицо. — Это ты придумала?
— Он самый, из пробирки, — киваю.
Вижу, как Татьяну Алексеевна злится моему отпору. Обычно мы вполне неплохо общались, но за последнее время от прошлого общения не осталось и следа.
— Но это дорого!
— А за ипотеку дочери вашей платить недорого? За сам не переживайте, у вас не попросим. Мы сможем себе позволить, но для вашей дочери лавка помощи закрывается.
Она резко остаётся из-за стола, бросает чашку в раковину.
— Оля, я уверена, что, если бы у твоих родственников были проблемы, Мирон бы обязательно помог! В конце концов, насколько я знаю, он и так помогал твоей матери, — смотрит на меня многозначительным взглядом.
Она этим взглядом словно напоминает мне о том, сколько мы с Мироном потратили денег на операцию моей мамочке в прошлом году. Признаться, если честно, этот момент я упустила.
Но ведь он действительно помог…
— По сути, это всё то же самое. Но тем не менее я ни слова не сказала о том, что мой сын дал твоей матери деньги.
Теряюсь. Становится стыдно. Сумма действительно была большая.
— Вот, милая, про маму-то ты свою забыла. И про операцию, и про расходы. Ну правильно! Это же твоя мама! Любимая! Родная! А мы кто?! Для Мирона кто?! Чужие люди? — обидчиво заявляет мне. — Ты забываешь, что Мирон мой сын, а Риммочка его сестра!
Не говоря больше ни слова, встаю и выхожу из-за стола. Не хочу продолжать, ведь точно знаю, что наш разговор ни к чему хорошему не приведёт. В данный момент мне крыть нечем.
Но крайне важно теперь понять, как будет дальше действовать Мирон.
Я согласна была помогать, когда её бросил муж. Им мы ведь помогли! Только сколько можно дальше?
Или теперь это будет дополнительной статьёй нашего семейного бюджета, пока мы не вычерпаем ту сумму, которую потратили на операцию моей маме?
