– Чудесная девчушка, Тима. Не смею советовать, но тебе бы следовало навсегда оставить её в этом доме.
– Это стоит обдумать.
Когда с Петровки они свернули во двор и вышли к катку, Маша рот раскрыла от удивления: столько раз бывала в этих краях и даже не подозревала, что здесь есть такое. На протянутых через всё пространство катка проводах светились разноцветные лампы, звучала тихая музыка. Любители плавно и спокойно скользили по кругу. Здесь не было беготни «паровозиком» с криками и гвалтом, как это водится в парке Горького, здесь никто не толкался, не пытался показывать свою удаль. Развлекалась чинная публика. Катались Тимофей и Маша недолго, она была ещё слаба и быстро устала. К тому же вновь стала покашливать, и это встревожило его. Кашель настолько преследовал её, что у него сложилось мнение, будто это не что иное, как следствие не вылеченной когда-то простуды; надо бы непременно показать Машу врачу. И сделать это следовало безотлагательно, в самое ближайшее время. Он взял такси и уже в пути попросил шофёра завернуть на Патриаршие пруды. Подумал: «Вдруг застанем Екатерину Васильевну дома». Не получилось. Рина Зелёная давала очередной концерт. Водитель, на всякий случай ожидавший у подъезда, быстро доставил их к дому на Тверском бульваре. Напоив чаем с мятой и мёдом и хорошо укутав, он уложил Машу в постель. Заснула она, едва голова коснулась подушки. Тимофей же отправился в свой кабинет; он не привык рано ложиться, так же, как не привык поздно вставать. Утром они не виделись, Тимофей чаще всего уезжал на службу, когда Маша ещё спала.
17
В этот день, улучив минуту, Чумаков позвонил в Центральный институт усовершенствования врачей и попросил к телефону профессора Рабухина. Того на месте не оказалось, сегодня Александр Ефимович консультировал в Центральной больнице МПС на Волоколамском шоссе. Пришлось дозваниваться туда. С первого раза не получилось, так как прервать обход и осмотр больных не было никакой возможности. Когда он занимался пациентами, ничего другого для него не существовало. К концу дня однако дозвониться удалось. Профессор, внимательно выслушав, предложил привезти Машу к нему на обследование, и не в Институт, а непременно в больницу, и рекомендовал сделать это как можно быстрее. Тут же они согласовали день и время.
В назначенный день Тимофей повёз Машу в больницу. Это было на окраине Москвы, у самого канала Москва – Волга. Волоколамское шоссе было совершенно свободно, и добрались они быстро. В регистратуре подтвердили: профессор на месте и ждёт их. Одна из медсестёр проводила до нужного кабинета.
– Маша, посиди в коридоре, пока я переговорю с профессором.
Вдоль стены тянулся длинный ряд стульев, Маша присела на краешек одного из них.
Профессор, плотный, крепкий человек, с первого взгляда производил впечатление надёжности. Казалось, на нём никак не отразились его шестьдесят пять лет, рукопожатие было по-мужски крепким. Такое рукопожатие вполне могло быть у какого-нибудь молотобойца или шахтёра.
– Так-с, с чем пожаловали, Тимофей Егорович?
– Вот привёз к вам девушку Машу. Беспокоит меня её кашель.
– И кем же доводится вам девушка Маша?
– Пока, профессор, никем.
– Надо понимать, статус её не определён и зависит от того, что вы ожидаете услышать от меня?
– Вовсе нет, Александр Ефимович. Пока меня просто беспокоит её здоровье, и это важнее всякого статуса.
