– Я не очень занудно говорю?
– Нет-нет, профессор, я внимательно слушаю.
– Я потому так подробно объясняю, чтобы вы прониклись серьёзностью положения.
– Да-да, я так и понимаю.
– Так вот. При неблагоприятных условиях происходит дальнейшее прогрессирующее развитие процесса в лёгких. Наступают периоды обострения, сменяющиеся периодами затишья. Такие периоды могут длиться от нескольких месяцев до нескольких лет, что и произошло у Маши. Но такое затишье обманчиво. Почти всегда следом наступает обострение, при котором повышается температура, развивается слабость, появляются одышка, кашель, пропадает аппетит.
– Точно как у Маши.
– Именно, – подтвердил профессор. Но это ещё не всё. Не подумайте, бога ради, что я вас пугаю.
– Нет-нет, я всё понимаю.
– Так вот. За этим последует выделение большого количества мокроты…
Тимофей уже понял всю серьёзность Машиного положения и не хотел больше слушать длинных объяснений Александра Ефимовича, ему нужно было сейчас, сию же минуту услышать: что же нужно делать, чтоб спасти Машу? Но приходилось терпеливо слушать. Это испытание необходимо было пройти до конца.
– Мне показалось, вы меня не слушаете. Я ошибаюсь?
– Простите, Александр Ефимович, отвлёкся на секунду. Но я слушаю. Слушаю внимательно.
– Тогда продолжим. Уже не долго. Кроме обильного отделения мокроты, следом может возникнуть кровохарканье, что обычно больше всего остального угнетает больных. В этот период происходит образование творожистой массы, разрушающей стенку лёгкого. При отхаркивании элементы разрушенных бронхов удаляются, образуя каверны, а порой приводит и к самопроизвольному пневмотораксу. Впрочем, это, батенька, сложно. До этого пока не дошло и, будем надеяться, не дойдёт, а потому голову этой белибердой я забивать вам не стану.
– Так что же дальше? Чего можно ожидать?
– Если бы вы появились у меня хотя бы годом раньше, я мог бы вас обнадёжить практически полным излечением. К сожалению, этого не случилось. Как я понял, последний год, а особенно последние два-три месяца, Маша жила очень нервной, очень напряжённой жизнью. Я не знаю, с чем это связано, но это очень ускорило прогрессирование процесса.
– Профессор, для меня это имеет большое значение, скажите, надежда, хоть какая-то, есть на полное выздоровление?
– Я повторю свой вопрос: от моего слова зависит, быть или не быть?
– Конечно, нет. Просто если всё так плохо, то я должен снять то напряжение, которое её съедает.
– Это как же, позвольте узнать?
– Я немедленно женюсь на Маше, и это, я думаю, снимет напряжение, успокоит её.
Александр Ефимович строго глянул в глаза Тимофея.
– Вы это сделаете, даже если я скажу вам, что случай совершенно безнадёжный?
– Тем с большей уверенностью, – подтвердил Тимофей.
– Ваши друзья говорили мне, что вы человек надёжный. И давайте говорить по-деловому.
– Я слушаю вас профессор.
– Машу следует немедленно госпитализировать, и именно в эту больницу.
– Я договорюсь с МПС.
– Не спешите, батенька, это лишнее, её госпитализируют по моему распоряжению. А в эту больницу лишь потому, что здесь я бываю по нескольку раз в неделю, здесь консультирую и провожу необходимые манипуляции.
– Буду вам признателен.
– Тогда договоримся: три дня вам на решение всех домашних дел и на сборы. Через три дня вы должны доставить Машу сюда, место для неё будет подготовлено.
– Я всё сделаю так, как вы считаете нужным. Если есть нужда в каких-либо лекарствах, даже зарубежных – только скажите.
