– Вы вообще когда-нибудь спите в кровати? – не удержалась она, ставя коробку на стойку.
Марк вздрогнул, блокнот упал на пол. Он вскочил, поправил очки и тут же нахмурился, заметив её взгляд на рисунке.
– Это не… – он резко захлопнул тетрадь. – Вы пришли работать или шпионить?
– И то, и другое, – Алиса достала банку с золотой краской, тряхнула её. – Вы же сами предложили стену у причала. Или уже передумали?
Он промолчал, потянулся к кофемашине. Рукава его рубашки были закатаны, обнажая татуировку – координаты, выведенные готическим шрифтом. Алиса запомнила цифры: 43.7° с.ш., 7.3° в.д. Позже она погуглит. Позже узнает, что это точка в море, где десять лет назад затонул паром «Ангелина». Тот самый, чьё имя выцвело на борту рыбацкой лодки у её дома.
– На причале ветрено, – он поставил перед ней чашку какао с зефиром. Не эспрессо. – Если унесёт в море – спасать не буду.
– Не придётся, – она откусила зефир, оставив след пудры на губах. – Я плаваю как…
– Как гиря, – он ухмыльнулся, впервые за всё время. Улыбка преобразила его лицо, сделав моложе, беззащитнее. – Видел, как вы вчера за якорем лезли. Топором бы лучше плыли.
Алиса засмеялась, и Марк замер, будто звук застал его врасплох. Потом отвернулся, бормоча что-то про «идиотов-оптимистов», и вышел наружу, хлопнув дверью. Но через минуту вернулся с лестницей и ворчливым: «Держите, а то упадёте и засудите».
Стена у причала оказалась ещё больше, чем та, что у входа. Серый бетон, иссечённый трещинами, будто шрамами. Алиса провела ладонью по шершавой поверхности – холодно, грубо, живое. Она закрыла глаза, представляя, как превратит её в гимн морю: бирюзовые волны, дельфины, выпрыгивающие из пены, и где-то вдалеке – маяк, чей свет пробивается сквозь туман.
– Вы заснёте стоя? – голос Марка заставил её вздрогнуть. Он стоял рядом, держа два термоса. – Кофе. Чтобы не уснула и не разбилась.
– Спасибо, – она взяла термос, их пальцы ненадолго соприкоснулись. Его рука была обожжена – старый шрам от кофемашины, как позже объяснит Лика. – А вы… останетесь? Поможете?
Он фыркнул, но не ушёл. Сел на парапет, наблюдая, как она набрасывает контуры углём. Ветер трепал его чёрные волосы, сдувал окурки с тротуара в воду. Молчание между ними было уже не колючим, а мягким, как пенка на капучино.
К полудню Алиса закончила эскиз. Марк подошёл ближе, изучая рисунок. Его бровь дернулась, когда он увидел маяк – точную копию того, что стоял на краю мыса.
– Здесь не будет маяка, – сказал он резко. – Закрасьте.
– Почему? – Алиса повернулась, улавливая дрожь в его голосе. – Он же часть пейзажа.
– Закрасьте, – он схватил банку с краской, но она перехватила его руку.
– Марк, – её голос звучал тише волн. – Это просто рисунок.
Он вырвался, отступив на шаг. Глаза горели, как угли.
– Вы везде лезете со своими красками, думая, что всё можно переписать? – он ткнул пальцем в стену. – Маяк – это не «просто рисунок». Это место, где…
Он не договорил. Развернулся и зашагал к кофейне, оставив следы мокрых ботинок на песке. Алиса смотрела ему вслед, сжимая кисть. Лишь через час она заметила, что на стене, рядом с эскизом маяка, он нарисовал чёрной краской крест. Маленький, почти незаметный.
Вечером Лика затащила её в свой бар «Якорь». Внутри пахло деревом, пивом и чьей-то несбывшейся мечтой. На стене висела гитара с разорванными струнами.
– Маяк, – Лика поставила перед Алисой рюмку текилы. – Там погибли его родители. Паром «Ангелина» разбился о скалы. Марк должен был быть с ними, но остался у друзей. Выжил. Теперь считает, что украл их жизни.
