«А какая она, правда? Какая… Какая она? – странный механический голос – тягучий, навязчивый – зудел в голове. Надя сжала виски. – Я схожу с ума? Этот голос… Жуткий, настырный. А почему бы нет? Тетя Ия, папина сестра, загремела в психушку в тридцать лет… Не хочу! Нет!»
– Нет! – крикнула Надя, и голос стих.
Она бросилась к телефону. Аппарат мужа был выключен. Надя звонила каждые пятнадцать минут. Пока собиралась на работу, пока провожала Машу, которой и дела не было до родительских ссор, пока шла к метро, к клинике, открывала кассу, раскладывала бумаги, здоровалась с посетителями…
Егор позвонил сам. Он был вполне спокоен.
– Нам нужно серьезно поговорить вечером.
– Да, конечно! – ринулась из-за стойки в коридорчик Надя.
– Только прошу об одном: ни слова лжи! Прямой вопрос – прямой ответ.
– Конечно, Егор! Только так, я просто не могу тебе врать…
– Ты можешь ВСЕ! – припечатал Егор и дал отбой.
Надя вздрогнула от чьего-то прикосновения.
Это Валюшка взяла ее за плечи.
– Надь, ты вся дрожишь. Да на тебе лица нет! Что с тобой, милый мой?
Надежда прижалась к подруге.
– Кажется, Егор видел нас с Миликяном около дома. Арсен провожал меня на днях.
– Подожди, у вас что-то серьезное? – отстранилась Валя.
– Нет, конечно, нет! Я как раз сказала ему, что все эти прогулки кончены, что у нас нет будущего.
– А он?
– Ну… Он, кажется, надеется на что-то. Но я все решила окончательно. – Надя сжала кулачки и жестко посмотрела на подругу.
Валюшка опустила глаза, поиграла губками.
– Знаешь, Надюш, все-таки в этой жизни все решают мужики. Как это ни печально. Если Миликян влюблен в тебя, он не отстанет. А твой Егор не простит. Ни за что не простит.
– И что? Мне с мужем разводиться? – ужаснулась Надя.
Валя взяла ее за руку и повела к подсобке.
Захлопнув дверь и сдвинув зачем-то ведро со шваброй, она скрестила на груди руки. Тон у нее был прокурорский.
– Признайся, подруга, что ваши отношения с Егором уже давным-давно превратились в муку мученическую. Ты только и делаешь, что жалуешься на него. Домой идти не хочешь из-за его пьяных истерик. Да и он, похоже, не слишком счастлив. Ты, вообще, как, спишь с мужем?
Надя не решалась посмотреть «прокурорше» в глаза.
– Редко. Очень редко… Но это ведь не так и важно при нашем долгом браке. Я все равно чувствую себя с ним защищенной, он ведь любит меня…
Валюшка прыснула.
– Любит – не любит, плюнет – поцелует. Галиматья все это! Мучаете вы друг друга, а не живете! А любовью ты называешь привычку.
Надя закрыла лицо руками.
– У нас дочка. Все общее. И не могу я быть одна! Понимаешь, даже представить себе этого не могу!
– Ну давай, слабохарактерная моя, тяни свою лямку до смерти. Наблюдай, как несчастный с тобой мужик допьется до цирроза, а ты станешь пациенткой клиники неврозов.
– Валя, не терзай меня! – взмолилась Надя, схватив подругу за руки. – Что бы там ни было, Миликян к этому не имеет никакого отношения!
– Имеет! Прямое, – вырвала руку Валюшка-правдолюбка и погрозила Наде пальцем. – Если бы ты была счастлива, то и не посмотрела в его сторону, и прическу бы не стала сооружать, и с блаженной улыбочкой ходить. – Валюшка скроила глуповато-элегическую гримаску, изображая влюбленную подругу. – Прекрати себя обманывать, Надька!
Тут их разговор прервала уборщица тетя Катя.
Подруги покинули подсобку очень недовольные друг другом. Но Надя с убийственной ясностью вдруг поняла, что Валька высказала ей то, что сама Надежда Бессонова не решалась признавать много лет.
