Катя, которая все это время шла молча, слушая Сашу, тут же влезла:
- Алекс, ты такой красивый! Красивее Кольки из нашей группы, а по нему всё девчонки сохнут. Вот у нас будет утренник, ты приедешь, и все рты пораскрывают. Даже Ирина Владимировна. А я скажу, что ты мой…,- Катя задумалась, как же обозначить Сашу, а я напряглась от ее рассуждений.
Если она сейчас скажет «папа», то нам не миновать разговора про Женю. А нам и прошлые разговоры давались со слезами. Но обошлось, Катя, подумав, заявила:
- Мой друг и мамин тоже.
Саша все также стоял напротив меня, лишь голову склонил к Кате, и внимательно ее слушал, никак не проявляя недовольства или испуга по поводу планов ребенка на его персону.
- Хорошо, - кивнул, улыбаясь, - когда утренник?
- Осенью, - Катя пожала плечами, - а на паровозике прокатимся?
Интересующая тема закрыта, дочь увидела экскурсионный поезд.
- Прокатимся!
На площадке с качелями ещё детей Николая II, воссозданными по сохранившимся чертежам, мы застряли надолго: дочь нашла себе друзей - брата и сестру близняшек, сверстников Кати.
Мы с Сашей стояли в сторонке, чтобы не мешать бегающей детворе, но так чтобы видеть происходящее. Сама бы я села на скамейку и, поглядывая одним глазом за Катенькой, рассматривала людей. Всегда было интересно наблюдать, а ещё интереснее предлагать, кто кому кем приходиться и какие у людей отношения. Но Саша, видимо, в силу профессии занял такую позицию, чтобы просматривались все выходы с площадки и большую часть детей и взрослых.
- Давай на лестницу залезем, оттуда угол обстрела лучше? – попыталась пошутить, получилось не очень, но наедине я вдруг испытала неловкость после вчерашнего поцелуя. Или оттого, то больше никаких поползновений Саша не делал, а я не знала, как мне быть дальше.
Саша усмехнулся широко так, что опять появилась ямочка на щеке, и ответил:
- Это уже профдеформация, извини. Если хочешь, сядем на скамейку. Но мне реально спокойнее отсюда присматривать за Катей.
Я пожала плечами. Это и так понятно.
Со стороны мы, наверное, смотрелись, как семья. И мне вдруг неожиданно горько стало от того, как сложилась ситуация. Я росла без нормального отца, Катя вообще безотцовщина. И остаётся только надеяться, что когда-нибудь ситуация изменится в лучшую сторону. И хотелось бы верить в симпатию Сашину, но пока получается плохо. Избитая не единожды надежда не смеет даже голову поднять.
Проходя мимо склона, который зимой организовывают под горки для катания на ватрушках, санках и ледянках, вспомнила, как мама возила нас с Женькой в парк, учила кататься на лыжах, на коньках.
- А я вот совсем не люблю ни коньки, ни лыжи. И вообще снег, лёд – это не мое. Я вон с Катей зимой с горки катаюсь, пересилив свой страх. Мой максимум – слепить снеговика.
- Ты именно снег не любишь или просто спорт не твое?
- Море люблю, плавать в море, теплом и ласковом. Не знаю, считать ли это спортом, - я пожала плечами, - и танцы. А вот все эти велосипеды, ролики, самокаты, лыжи. Ничего не умею. Хотя Женька и пытался меня научить, но я необучаема, видимо. Он меня на велосипеде на багажнике катал и смеялся, называл чемоданом.
- Значит, море…Тебе в Севастополе понравится, - Саша протянул так задумчиво, как будто прикидывая что-то в уме, а потом кивнул и продолжил,- а я и снег люблю, и море! Мне что жара, что холод, без разницы.
- Универсальный солдат, - я улыбнулась, глядя на Сашу, который следил за тем, как Катюша карабкается по камням на берегу залива, до которого успели дойти. – Русский Саша Бонд! Я тебя отлично могу представить в смокинге и с покерфэйсом. И с полуголой красоткой, повисшей на твоей руке. Где-нибудь в казино Монте-Карло.
