– Мне сейчас только героев не хватает, – усмехнулась Галя. – И потом у нас туфли одни. Так что шагай, товарищ Таисия, ты одна к Герою Советского Союза, полярному соколу, товарищу Костецкому! Выпей там горького вина за помин души бывшей актрисы Театра имени Ленинского комсомола, бывшей комсомолки Галины Лактионовой!
Галина надела Тасины сломанные туфли, встала и спросила:
– Кстати, а как правильно называются жительницы города Самара: самарчанки, самарки или самаритянки?
– Что ты такое говоришь? – расстроилась Таисия. – Ни в какую Самару ты не поедешь, и никакая ты не бывшая и бывшей никогда не будешь!
– Да? – удивилась Галина. – Это почему?
– Потому что ты красивая, Галька… и талантливая! Очень талантливая! Слишком талантливая даже для Москвы, а уж для Самары … – она махнула рукой.
– Ты в Самаре была? – поинтересовалась Галина.
– Нет, – честно ответила Таисия.
– А говоришь, – укорила ее Галина.
– А ты была? – язвительно прищурилась Таисия.
– Мне рассказывали, – уклончиво ответила Галя. – Ладно, Таська, ты тоже и красивая, и талантливая, – обняв подругу, примирительно говорила Галя. – Все у тебя будет хорошо… герои у тебя есть, а успех придет!
– Знаю я все насчет моей красоты и талантов, – усмехнулась Таисия. – Пошли к Герою Советского Союза! – вновь попросила она.
– Нет, Таська! Иди одна, – твердо ответила Галя.
Дверь открыл сам, тогда уже легендарный, долетевший до Америки, летчик-полярник Костецкий. Был он навеселе, в распахнутой форменной тужурке летчика гражданской авиации, со Звездой Героя на ней.
– Вы к кому, девчата? – игриво спросил он.
Девушки не успели ответить. Из-за спины Костецкого вынырнул еще один молодой, розовощекий летчик, только, в отличие от Костецкого, он был в военной гимнастерке с орденом Боевого Красного Знамени на груди.
– Это ко мне, – радостно пояснил он, – знакомься, Валера! Мои хорошие знакомые! Актрисы театра Таисия и… ой! Я узнал вас! – крикнул он, протягивая руку к Галине. – Вы «Девушка с характером»!
– Галя Лактионова, – помогла юноше Галина.
– Конечно!.. Я вас узнал… конечно! Как вас не узнать! – покраснел от смущения молоденький летчик. – Я просто забыл, как вас зовут. А так я узнал! Я вас в кино видел… смотрел, вернее… – совсем запутался летчик.
– Опозорился ты, Сереженька, на веки вечные! Сам обмишурился и весь воздушный флот СССР опозорил! – пришел к нему на помощь Костецкий. – Придется, душа моя, мне за тебя отдуваться! Ну да ничего, не впервой!
Костецкий был радушен и снисходителен, как все известные, обласканные властью люди того времени.
– Проходите, товарищи! – пригласил он широким жестом Галину и Таисию. – Разрешите принять? – он взял из рук Галины ее вязанную тетушками кофту.
В огромной прихожей не было ничего из мебели, даже вешалки. Одежда висела на гвоздях, вбитых в стену. Костецкий взял с табурета молоток, здоровенный гвоздь, вбил его в стену и пояснил:
– Я вчера только въехал, до этого в летчицком общежитии в Лианозове жил. Квартира – комнат двадцать, наверное! Здоровущая! Я их все еще и не обошел!
Он принял и повесил кофточку Таисии.
– Вы уж извините, мебелью пока не разжился, – извинительно развел он руками.
Галина и Таисия все это время растерянно оглядывались.
– Что? – встревожился Костецкий.
– Товарищ Костецкий, – зашептала Таисия, – нет ли у вас зеркала?
– Зеркало? – изумился Костецкий, вспоминая. – Зеркало! Было где-то зеркало…
