Внимательно наблюдаю за ним.
Ничего.
— Самир, — повторяю чуть громче, будто зову.
Тоже ничего. Никакой реакции. Никаких перемен.
— Ты меня слышишь? — выдаю.
Наверное, это очень глупый вопрос. Но ничего умнее в голову не приходит. И я продолжаю вглядываться в его застывшее лицо, безотчетно пытаясь разглядеть хотя бы слабые проблески отклика.
Ни один мускул не дергается.
— Самир…
На этот раз получается совсем тихо.
Однако теперь кажется, особенной разницы и нет.
Возможно, стоит произнести еще что-нибудь, но никакие слова не идут. Пытаюсь понять, что сказала бы ему, если бы он меня и правда слышал.
Между нами стена. Глухая, непрошибаемая. И все.
Он меня и раньше не слышал, когда был в порядке. Не могла до него достучаться.
Вспыхивает последнее воспоминание. Четко встает перед глазами. Самое свежее, острое.
Как он меня на постель толкает. Сверху наваливается.
Накрывает опять. Сильно, мощно. Дрожь пробегает по телу.
Отдергиваю от него руку. Точнее — пытаюсь отдернуть. Ничего не получается. Пальцы смыкаются на моей ладони. Убрать не выходит.
Оторопело смотрю на его руку. На то, как он меня держит. А после — на лицо. Однако все по-прежнему. Глаза прикрыты. Губы сжаты.
Лицо у него каменное как и прежде.
Снова пробую убрать руку — безуспешно.
Прибор впереди как-то странно попискивает. Показатели, как будто становятся выше, хотя совсем не разбираюсь в тех цифрах, что там мелькают. Но их значения растут.
Нужно позвать врача.
Уже готова закричать, когда взгляд падает на красную кнопку. Судя по значку на ней, это как раз и есть вызов для чрезвычайных ситуаций.
Нажимаю.
В ту же секунду дверь распахивается.
Появляется врач.
— Он, — запинаюсь от волнения. — Он сжимает мою руку.
Доктор подходит ближе.
— И там на экране, — киваю в сторону прибора. — Что-то поменялось.
Правда того сигнала уже нет. Значения снова понижаются, но я стараюсь подробно описать все то, что видела совсем недавно.
Врач хмурится, изучает показания.
— Ему лучше? — спрашиваю нервно. — Или…
Вторую фразу не заканчиваю. Про вариант с «или» думать не хочется.
— Пока без изменений, — замечает врач.
— Но он же держит, — киваю на наши ладони, которые так и остаются будто спаяны воедино. — Держит меня. Наверное, он сейчас все слышит. Просто не может открыть глаза, ответить…
Осекаюсь под взглядом врача.
— Боюсь, это просто рефлекс, — говорит доктор.
А после аккуратно высвобождает мою ладонь из крупной ладони Айдарова. Поправляет подключенные к его руке датчики.
— Иногда так бывает, — прибавляет он.
Нет, нет.
Тянет поспорить.
Но мой порыв гаснет. Врачу виднее. Умом понимаю.
Вскоре доктор уже выводит меня в коридор, где почти сразу сталкиваюсь с Медведем. Тот скользит мрачным взглядом по моему лицу.
— Поехали, — говорит. — Жить теперь будешь рядом с больницей. В квартире Самира.
Иду за ним.
— Будешь каждый день приходить сюда, — продолжает Медведь и снова меня жестким взглядом полосует. — Поняла?
Согласно киваю.
— И если ему станет хуже, — он слегка прищуривается. — Лучше бы тебе делать все, чтобы он на поправку шел.
Сама понимаю.
Но как?
Сцепляю свои ладони в замок. Кожу до сих пор покалывает там, где меня касались пальцы Айдарова.
Наверное, это глупо, однако…
До сих пор кажется, что он все же почувствовал меня рядом.
10. 10
Медведь отвозит меня на квартиру.
— Завтра утром будь готова, — чеканит мрачно, когда я переступаю порог. — Заеду за тобой в восемь.
