- Я же про то и говорю! Поехала бы в город - и... Ну почему ты здесь? Скажи честно! Это же из-за школы? Там некому преподавать?
- Ну... есть проблемы с составом, да...
- Что и требовалось доказать.
- Но мне тут нравится! Потому что люди простые, искренние, я не чувствую себя здесь чужой, как в городе.
- А как же твоя тяга к искусству? Тебе хоть есть, с кем поговорить о высоком?
- Мои ученики, я прививаю им любовь к литературе.
- Ученики - это несерьёзно. Всё, что они могут тебе дать - это вернуть твоё же.
- В городе у меня тоже не было особо близких по духу людей.
- Да, помню. Ты закрываешься. Всегда закрывалась. Я думаю, что твоё ощущение себя чужой - первично. А отношение окружающих - вторично.
- Как умно ты научился выражаться!
- Книжки читал, - не без самодовольства кивнул я.
- Какие?
- Оо, очень много разных. На какое-то время они заменили мне друзей на чужбине. Как там у Достовеского?
- У Паустовского. "Человек, любящий и умеющий читать,- счастливый человек. Он окружен множеством умных, добрых и верных друзей. Друзья эти - книги", - процитировала Настёна наизусть и удивлённо покачала головой: - Неожиданно!
- Я же сказал, что сильно изменился.
- Люди редко меняются.
- У меня была нужда. И я так благодарен ей... а особенно тебе. За всё, что случилось со мной и за то, что Дуня... есть.
Я потянулся к Насте, чтобы хоть немного обнять её и поцеловать в щёку, но дочь, кажется, услышала своё имя - прибежала, счастливо размахивая палочкой, к которой прилип кусок тины. Он разбрасывал вокруг себя грязные капли, и Дуняшино платье уже было всё в болотно-коричневую крапинку.
- Боже, Авдотья! - воскликнула Настя.
- Боже, мама! - пискнула та и побежала прочь, весело смеясь.
Я подскочил и помчался следом.
- Отдай! Дуня, ты вся перепачкалась! Как теперь мама будет платье отстирывать?
- Бабушка постирает! - беспечно махнула ручкой дочь.
- Похоже, пора приучать её к ведению хозяйства, - сказал я Насте, безуспешно стряхивая с себя грязные капли. - Козявка такая...
Палочку я у Дуни отобрал, но она тут же отправилась за новой.
- У вас, кстати, есть стиральная машина-автомат?
Настя отрицательно покачала головой:
- Только полуавтомат, советский ещё, мама в нём мои пелёнки стирала.
- Я завтра куплю.
- Купи.
- Ты больше не отказываешься от подарков?
- Нет, но и не прошу. И потому ничем за них не расплачиваюсь.
- Насть, зачем ты так? Я от чистого сердца...
- Во избежание иллюзий, Яр.
- Хорошо. Я делаю это для Дуни.
9. Глава 9. Паша
Настя
В воскресенье мы всей семьёй (то есть, тремя поколениями одиноких женщин) с утра направились в церковь. Мама настаивала на религиозном воспитании Дуни, утверждая, что одно это и способно спасти её от печальной участи. Такой, как у меня - она не произносила это вслух, но оно читалось между строк.
А я не возражала. Не считаю себя истовой христианкой, но и сопротивления не чувствую. Надо - значит, надо. Бабушке виднее. Она, хоть и не во всём является образцом христианской добродетели, но жизнь прожила достойно, благочестиво, и проявила недюжинное милосердие ко мне, когда я явилась к ней с разбитым сердцем и непраздная*.
А сразу по возвращении домой я переоделась и отправилась к Корабельцевым. Так мы договорились с Пашиным папой, что я позанимаюсь с мальчиком индивидуально, разберём ошибки в проверочном диктанте, наметим пути исправления ситуации. Я не подписывалась ни на какое репетиторство, просто хотела помочь ребёнку, для которого любой перевод в новое учебное заведение - это стресс, а уж такая резкая смена среды, как произошла у Паши - двойной или даже тройной стресс. Сельские мальчишки действительно недолюбливают чужаков из города. Потому что сами комплексуют из-за своей деревенскости, а как известно, яростнее всех лает испуганная собака. Оставалось надеяться, что Паша уже достаточно взрослый (целых пятнадцать лет), чтобы пережить это испытание и стать сильнее.
