Любовные истории, пережитые и придуманные Пушкиным - страница 4

Отречение элегии подразумевает прежде всего друзей по «Зеленой лампе». Формулу из элегии вполне адресно Пушкин неоднократно использует в своих письмах. Мотив отречения от былых друзей устойчив:

Таким образом, отношение Пушкина к «Зеленой лампе» диалектически подвижно. Уже изначально оно охватывает немалый диапазон – от притягательности веселого времяпрепровождения до вольнодумства. В изгнании последнее вспоминается теплее всего. Но слабеет в восприятии Пушкина значение эпикурейских ценностей – утрачивается обаяние «Зеленой лампы».

«Зеленой лампе» Пушкин обязан известным, в том числе политическим фрондерством, но главным образом – эротикой своих стихов. На заседаниях «Зеленой лампы» читались «Всеволожскому» и «Юрьеву». «Вольность» и «Деревня» писались в общении с братьями Тургеневыми.

Вот так, на мой взгляд, вполне можно извлекать биографический смысл из художественного материала.

Пришла пора выдвинуть рабочую гипотезу, которая, я надеюсь, откроет путь к позитивному решению проблемы. Код общения с бессмертной душой Пушкина – постижение идеала поэта.

Понятие идеала требует к себе уважительного, почтительного отношения: идеал – совершенство, высшая цель устремлений человека. В силу этого, за немногими счастливыми исключениями, идеал может быть реализован лишь частично, лишь в относительной степени, зато вполне отчетливо может осознаваться недосягаемость идеала. Последнее обстоятельство не превращает ли идеал в понятие умозрительное, лишенное практического значения? Ничуть не бывало! В сознании художника «умозрительный» идеал служит своеобразной призмой, «магическим кристаллом»; сквозь этот чудодейственный, ему доступный прибор он наблюдает все многоцветье мира – не с тем, чтобы отбирать только достойное, но с тем, чтобы давать точную оценку всему изображаемому, что чего стоит.

Набор духовных ценностей человека широк, но это не хаотичная свалка. Система ценностей подчиняется строгой, самим человеком устанавливаемой иерархии. Есть ценности высшего порядка, достигая их (даже только стремясь к их достижению), человек получает право гордиться. Есть ценности среднего уровня, при владении ими человек испытывает удовлетворение. Есть ценности, которые человек принимает снисходительно: они доставляют удовольствие, потому и принимаются; но это и не предмет для (хотя бы внутренней) кичливости. В результате выстраивается система значимых духовных ценностей, художником утверждаемых (по контрасту с ними – набор предметов и качеств отвергаемых). Владение идеалом важно особенно для художника: внятное представление об идеале дает ему в руки четкий критерий, позволяющий не перепутать, что такое хорошо и что такое плохо.

Тут есть своя диалектическая тонкость. Идеал художника не может не быть субъективно окрашен, но он же не может терять объективной значимости. Не будь последнего, художник рисковал бы стать единственным читателем своих произведений; но художник терял бы интерес в глазах читателя и в случае, если бы не было первого. В Пушкине можно видеть поразительную гармонию субъективного и объективного, и условием этого выступает ясность пушкинского идеала. «У Пушкина никогда нельзя спутать зло и добро»