Люди тогда были другие - страница 20

Почти все время, будучи в деревне, Игорек проводил на улице, где всегда носилась большая ватага ребятишек, за которыми он постоянно увязывался. Кроме катка в овраге было еще одно очень интересное место: вдоль крутого обрыва каждую зиму ветром наносило стену сугроба толщиной метра 2-3 и высотой с двухэтажный дом. Разбегаясь, мальчишки прыгали, соревнуясь – кто дальше. Тот, кто прыгал ближе, катился кубарем по склону по мягкому снегу до самого низа. А тот, кто мог как следует оттолкнуться, летел по воздуху очень далеко до места, которое и считалось его достижением. Лететь такое большое расстояние по воздуху было жутко, но очень интересно, особенно то, что самые ловкие уходили в сугроб с головой в рыхлый снег, долго потом выбираясь, иногда не без посторонней помощи. Однажды один прыгун, видимо “абсолютный чемпион”, так завяз, что самостоятельно выбраться не смог и его откапывали полдня с помощью перепуганных насмерть взрослых. Но “чемпион”, к счастью, не задохнулся и даже не успел замерзнуть. В самом начале, сразу после приезда в деревню, Игорек заставил поволноваться всех своих близких. До ребят дошел слух: в нескольких километрах от деревни, прямо на поле приземлился самолет. Это была сенсация, и все ребятишки побежали смотреть диковинку. Игорек, конечно, тоже. Но, так как был самым маленьким из ребят, отстал, путаясь в снегу, от всех настолько, что уже потерял остальных из виду, но продолжал бежать дальше. Валентина Ивановна, узнав от прибежавшей соседки о случившемся, бросилась вдогонку, настигла сына километрах в двух от деревни и упирающегося привела домой.

Всю зиму Игорек каждый день приходил домой с улицы довольный и счастливый, извалявшийся в снегу, мокрый “до нитки”, хоть выжимай, к несчастью бедной матери.

Валентина Ивановна не была такой безмятежно счастливой, как ее сын. В деревне она не испытывала особого к себе уважения, видимо оттого, что не была деревенской – была “чужой”, из тех, которые ничего (по их понятиям) не умеют делать: ни запрягать, ни косить, ни пахать. А такие люди – по сложившимся веками деревенским старым традициям – пустые люди, к которым относятся пренебрежительно, свысока. В общем, подруг или друзей у Валентины Ивановны не было, кроме, пожалуй, одной женщины, точно такой же вдовы, приехавшей с маленькой дочкой. Ее так же недолюбливали и звали не иначе как “трапкой” (тряпкой) за ее белорусское произношение, или еще “трапкой по бруху”. В колхозе надо было работать, и Валентина Ивановна с Трапкой ходила трепать лен. Надо было специальной лопаточкой лупасить со всей силой по зажатому в руке пучку льняной соломы, пока от него не останутся в результате чистые льняные волокна. Бедная Валентина Ивановна постоянно попадала при этом по своему пальцу, который распух и все время болел, не успевая заживать. Одним словом – жизнь в деревне суровая. Один раз Валентина Ивановна еле осталась в живых, когда ходила в другую деревню за рекой в магазин. Через реку надо было пройти по узенькому, в две доски, мосту. Шел дождь пополам со снегом – доски были скользкие, а возвращаться надо. Трясясь и плача, несчастная Валентина Ивановна перебиралась на четвереньках почти полчаса эти жуткие сто метров.

С приходом весны все вокруг изменилось. В овраге над ручьем образовался извилистый коридор от растаявшего льда. А по обеим сторонам ручья получились глубокие ниши под оставшимся льдом, в которые ребятишки могли спокойно забираться. По земле и под водой у самой кромки берега стелился ковер ярко-зеленой травы, успевшей вырасти только в этом месте, в этом царстве льда. Над головой был потолок из тонких, плотно сжатых между собой ледяных стерженьков, которые, если слегка коснуться их, обрушивались с тихим звенящим шорохом, превращаясь в кашицу из мелких льдинок. Но самым необычным был свет. Он шел ниоткуда. Не было ни лампы, ни огня, но было очень светло, особенно, когда на небе было солнце. Свет лился со всех сторон одновременно, и совсем не было теней. Это было так необычно, так красиво, как в какой-то сказке. Игорек никогда больше такого нигде не видел.