Людоед, людоед, хочешь Люду на обед? - страница 6



Данька не договорил.

– Даниил! – руку, как ученица, подняла Римма Алексеевна. – Нас в классе двадцать шесть человек. Я ведь тоже человек. Только я взрослый человек. И я очень тронута твоей речью. И тронута тем, что многие ребята тебя внимательно слушали и кое-кого твоя речь задела за живое. Это очень, очень хорошо! И пусть я не ученик восьмого «А», но я, повторюсь, я человек. И позвольте мне первой поздравить Машу. Только у меня не одно слово будет. Слов будет несколько, и они будут с пояснениями. Маша! – учительница встала из-за своего стола и подошла к Шабаршовой, встала рядом с Данькой. – Я от всей души желаю тебе как можно больше таких друзей, как Даниил. Потому что такие друзья всегда будут рядом.

– Ага! – подло улыбаясь, выдал Кучков. – Особенно ночью…

Он хотел сказать что-то ещё, но не успел. Есения, сидевшая перед Владиславом и Эдиком, неожиданно вскочила и, развернувшись, закатила Кучкову такую пощёчину, что показалось, звон пронёсся по кабинету.

Кучков сжал кулаки, начал приподниматься, но его осадил Эдик – свистящим шёпотом:

– Ой не надо! Ой ты лопухнулся!

А Есения уже шла к Даньке и Римме Алексеевне. Встала рядом и, глядя на Машу, сказала, с трудом успокаивая дыхание:

– Одно слово. Счастья.

Потом к Маше подходили и другие одноклассники. И пожелания сыпались как из рога изобилия:

– Радости. Здоровья. Удачи. Везения. Любви. Пятёрок. Только хорошего. Добра. Успехов…

Кучков к Маше не подошёл. Данька отметил это, но не стал заострять внимания. Бог с ним! Сказав своё пожелание однокласснице: «Просто – будь!», он долго смотрел вслед уходящей на своё место Есении. Аромат её парфюма – тонкий, нежный – один в один совпадал с запахом бумажного листка. Того самого, на котором было написано: «Не ходи сегодня к Л.». При этом Есения на Даньку не смотрела. Совсем. И от Кучкова пересела к Снежане. Впрочем, ненадолго – на один урок.

Через урок Снежана пересела к Дарье, и Есения осталась за своим столом одна.

5

– Почему ты со мной три месяца не разговаривала, а сегодня – вдруг?

– Ну, во-первых, у нас так не принято. В классе. Сам же знаешь: группы разные, статус там…

– А во-вторых?

– А во-вторых, наверное, неправильно девочке с парнем разговор начинать.

– Так ведь не тебе же разговор надо было начинать! Я, когда с тобой сел, когда от Снежаны ушёл, я же с тобой первым поздоровался, сказал, что здесь буду сидеть, с тобой. Объяснил, что зрение у меня не очень, что чем ближе к доске, тем легче. И ещё спросил, не против ли ты, что я с тобой сел. Помнишь?

– Помню.

– Так чего тогда молчала?

– Ну стеснялась, наверное.

– А сегодня что изменилось?

– А ты сам почему три месяца молчал?

– Что?!

– Почему ты сам три месяца ни с кем не разговаривал?!

– Как не разговаривал?! Да сколько раз! Да каждый день!

– Ну да… «Маша, скажи, пожалуйста, где находится кабинет физики?», «Скажи, пожалуйста, как зовут учителя истории?» – вот и все твои разговоры!

– А что, не разговоры?

– Конечно нет! Вот сегодня ты себя показал! Так поговорил, что… Что мне даже… приятно.

– Так это ты меня простимулировала!

– Что?!

– Простимулировала…

– Как это?

– Ну у тебя же день рождения, а тебя только классная поздравила.

– И что? Меня до этого вообще никогда в школе не поздравляли. А я в этой школе, между прочим, с первого класса. Я в этом городке родилась. Всю жизнь здесь живу. И никуда не переезжала. Так получилось, у меня папа – не военный человек…