Он вдруг почувствовал гибель человека от твари, выпущенной ведьмой из Навьего Мира. Ведьмак открыл калитку, подошёл к двери и остановился. Сквозь щели из избы тянуло холодом. Неграда всё-таки своим гаданием открыла врата Навьего Мира. Он прислушался и понял, что она пытается обуздать духа, спеша и сбиваясь, накладывает на него заклятье. Он рванул дверь, быстро вошёл и увидел, как сильно у неё трясутся руки, сила из неё уходила, лицо было перекошено от страха. Вызывая дух Светловоя из Навьего Мира, ведьма не знала заранее, кто явится на Зов.
– Здрава будь, Неграда, – неожиданно громко прозвучал голос Ведьмака, – не ждала? А я решил зайти, посмотреть, чем занимашься, чайку попить в компании. Почему дверь не запирашь? Куды опять залезла, дура безмозглая? – потрясая посохом, зло закричал Горазд.
Неграда, увидев Ведьмака, вскочила и ринулась в угол избы, ощетинившись жертвенным кинжалом. Глаза её испуганно засверкали ненавистью, она шептала защитные заклинания, как будто они могли её спасти от Ведьмака. Он оглянулся и смахнул с печи котёл, в котором варилось, булькая пузырями зелье. На полу была разложена пентаграмма, по углам которой горели лучины.
– Кого вызвала?
Ведьма не отвечала. Ведьмак посмотрел на неё, недобро прищурившись, показав своё демоническое лицо, суровое и беспощадное.
– Говори, кто он? Тада умрёшь быстро и без мучений.
– Не убивай, Горазд! Я не смогла устоять. Не губи! Ты же любил меня когда-то! Забыл?
– Про любовь вспомнила, гадюка болотная!
Глаза его налились чернотой, выпуская наружу демоническую сущность. Он сломал пентаграмму. Его лицо вмиг исказила брезгливая гримаса. Горазд схватил ведьму за руку, рывком придвинул к себе.
– Смотри мне в глаза! В глаза, я сказал!!
Неграда извивалась в его железной хватке не в силах отвести взгляда от его чёрных глаз, полыхающих красным пламенем. Холодный ветер вихрем ворвался в избу, затушив лучины, разметал пентаграмму, сорвал со стен пучки трав, разбросал их, перепутав, и вылетел прочь. С пола избушки стал подниматься густой туман, заполняя всё свободное пространство собой, а Ведьмак стал над старухой читать заклинание на потерю колдовских способностей.
– Дух великой колдуньи Седаны, услышь меня! По горам высоким, по ущельям глубоким, по болотам зыбучим, по рекам кипучим, крутиться, метаться, в беспамятстве забываться колдунье Неграде, в тёмной Нави затеряться, дурман-трава, затумань её, лиши разума и воли, чтобы день и ночь слились воедино, чтобы навалились на неё мрак, тоска, печаль. Слуги Чернобога покарайте грешницу, окутайте Чернаву дымом забвения! Моё слово верное, сильное, нерушимое! Да будет так во веки веков!
И быть тебе отныне старой, немощной и горбатой, – он повернулся и пошёл к выходу.
– Горазд! Не губи! Отмени заклятье или лучше убей меня!
Ведьмак обернулся в дверях, хмыкнув:
– Некада мне, старая, как токо изловлю выпущенного тобой духа, сама сдохнешь.
Он перешагнул порог, осмотрелся, вздохнул полной грудью и подумал: «Лес большой, где его искать? Ладноть, не впервой, найду! Ну, старая, как ты мне надоела со своей придурью!» – проворчал Ведьмак и широко зашагал в лес.
***
Когда Лютовой встал на ноги и стал уже выходить из терема во двор, Загляда пришла к княгине.
– Матушка княгиня, дозволь слово молвить? – Загляда стояла в ложнице княгини, а сама Радослава пристроившись на стуле у окна, была занята вышивкой.
