Читать онлайн Ольга Горышина - Мадемуазель Лидочка, простите мой французский!

1. Глава 1 "Три девицы под окном"

— Ну все, девчонки, четверть века отпахали! Ура!

Опять двадцать пять! Так и просилось в тост. Анюта посмотрела на меня с какой-то злобой, даже для вида неприкрытой улыбкой.

— Особенно ты у нас пашешь, Терентьева!

Я опешила и сразу не нашлась, что сказать. Так и замерла с бокалом у груди.

— Ну вот… Началось… — выдала Лера и поставила свой бокал на стол, не пригубив. — Зачем ты так…

Три девицы под окном пили поздно вечерком за здоровье самих себя. Последней, кому исполнилось наконец двадцать пять, была наша Анюта. Хруслова!

У нас дни рождения идут подряд. Увы, летом! Вот по традиции и собираемся в августе. Из года в год после окончания школы отмечаем совместными посиделками в ресторане, но нынче Анюта предложила встретиться у неё дома в связи с затруднительным материальным положением. Гордая, не разрешила нам за неё заплатить.

Подарки мы друг другу никогда не покупали, закатывали на все деньги пир горой. А сейчас, после очередного неповышения зарплаты, Анюта отвалила чуть ли не сорок штук на курсы маникюра и теперь копила на мастер-классы по педикюру. Да флаг тебе в руки! Только не напивайся с горя: мол, жизнь дерьмо без всяких там перспектив.

Три девицы под окном. Кухонным. Пили совсем не чай. Дешевое, но сладкое абхазское вино. Кабы я была царица…

До этой степени опьянения мы ещё не дошли. Да и никакого царя позадь забора не стояло, чтобы избрать одну из нас в законные супружницы. За стенкой тихо сидели Анютины родители. Как в старые школьные времена. Стол на троих. Никаких парней. Правда, раньше нам накрывали в большой комнате. Но сейчас девицы выросли и накрыли сами себе в маленькой кухне.

— А что, неправда? — сверкала темными глазищами Анюта. — Знаешь, я б тоже не отказалась от квартиры в центре, крутой тачки и…

— Чего и? — сказала уже я.

Но Анюта на этом заткнулась и уткнулась в бокал не глазами, а губами, решив выпить одна и до дна.

— У нас исходные данные были у всех одинаковые, — выдала я ровно, не поднимая свой бокал ко рту. — Французская школа.

— Только не у всех мажорчик в анамнезе, — подняла она на меня злые, уже пьяные глаза.

Бутылку раздавили на троих… Скорее даже на двоих, я не пью в гостях.

— А Лигоцкий каким местом помог мне на нынешнюю работу устроиться?

Анюта отвернулась. Сказать нечего. Понятно, что это экспресс-курсы и привыкание к обслуживанию клиентов потребовали сейчас спустить негатив. На кого? Не на бедную ж Лерку! У меня неисходные данные покруче… Так и ответка прилетит ого-го! Не трогай, как говорится… Сейчас тут будет вонять совсем не пригорелым пирогом!

— Слушайте, давайте не будем… — подала робкий голос Лера.

Не будем что? Ещё бы понять, что это вообще было. И чего ожидать от продолжения вечера. Снова будем обсуждать, как подцепить миллионера Давыдова?

— Пить больше точно не нужно… — кивнула я на вторую, пока ещё закрытую, бутылку.

— Думаешь, я пьяная, да? — взвизгнула Анюта. — Думаешь по-трезвому правду сказать тебе не могу?

— Какую правду? — говорила я громко, но пока все же ровно.

— Лида, ты-то хоть не начинай! — схватила меня за руку Лерка.

В ее глазах светилась печаль и обида. Мы тут действительно на равных — день рождения у всех троих испорчен. Без всякого на то повода!

— Она первая начала… — не унималась Анюта. — К мужикам в номер влезла! Шалава малолетняя!

Что ж, обиженная баба всегда повод найдет. Поругаться. С подругой, которая единственная из всей нашей троицы пытается при любых обстоятельствах улыбаться. У меня все хорошо. У меня все хорошо. Просто нужно тренировать губы и язык, растягивая утром перед зеркалом рот в улыбку и посылая во Вселенную словесный позитив.

Да у меня действительно все хорошо, но какое она имеет моральное право завидовать? Я всего добилась сама — и мажорчика, и бывшего русского дворянина.

Не влезай — убьет, это про трансформаторную будку было сказано, а совсем не про чужой гостиничный номер.

Влезла, случайно… В Париже. Во время школьного выезда на новогодних каникулах. Училки последовали западному примеру и заклеили ручки бумажным скотчем, чтобы мы после отбоя по чужим номерам не шастали. Только забыли про французские балкончики. Третий этаж, не так высоко падать. Ну я и полезла к девчонкам. Соседка испугалась и не последовала моему примеру, а я просто просчиталась окном…

— Привет! А вот и я… — сказала я на секунду раньше, чем отдернула занавеску.

— Мерд… — это французское ругательство вырвалось раньше, чем я узнала, что они понимают русский язык.

— Ты кто? — спросили они хором.

Их было двое, и я сразу как-то поняла, что их папы очень богатыми по нашим скромным меркам. Ну, если мерить их чужими мерками, то в этом отельчике мы бы не пересеклись, ну никак…

— Ты кто? — повторил вопрос второй.

Не откуда? Наверное, лазанье по балкончикам их вовсе не удивило. Ну, неудивительно — их холеные лица говорили за то, что эти мальчики повидать после школы за пару лет успели многое и многих. То есть они не подумали, что я ошиблась номером. Им просто хотелось узнать мое имя. А я, как тот персонаж из восточной сказки про разбойников, забыла, как меня зовут. Меня, наверное, еще и перекосило. И перекошенным ртом я не могла заорать. Хотя в тот момент мне именно этого и хотелось больше всего. Ну, еще в туалет… Но это уже мелочи.

— Лида, — сказала я свое имя.

И это все, на что меня хватило. Господи, ведь и в шестнадцать можно заработать заикание при встрече с собаками. А тут их было два… Кобеля!

— Ты из этих? — мотнул головой рыжий в сторону номера, до которого я не добралась.

— Из тех, — ответила, не собираясь хамить.

Но иногда мы хамим, сами того не замечая. И глупости делаем, не специально. А потом говорим, не виноватая я, он сам пришел. Но пришла-то я и не ушла. Села на край второй кровати и осталась в номере до утра. Ничего не было: ни с одним, ни с другим. Они просто не выпустили меня обратно на балкон, а заклеенные ручки дверей увидели и успели поржать.

Мы вообще о многом успели поржать в эту ночь. Наверное, наши соседки, Лерка и Анюта, и особенно моя сокамерница, которую я терпеть не могла, думали, что парни точно смотрят порно, потому что так ржать над чем-то другим нельзя. На меня не пожаловались, хотя девчонки сдали меня сокамернице, заявив, что я до них не дошла.

Тогда до меня и дошло, что можно не церемониться и от них отстать и пристать к парням. Они сняли отель подешевле сняли, чтобы больше прокутить. Черт, это было незабываемо… Хотя ничего такого не было. Ну, кроме поцелуев на рождественской карусели рядом с Эйфелевой башней. С обоими — ну, ради интереса. Все остальное случилось уже потом, в Питере, с одним — рыжим. К моей большой радости и праведному гневу родителей, которые всеми правдами и неправдами пытались наставить меня на путь истинный, то есть на учебу.

Учителя поскандалили ещё в Париже, когда на пятый день обнаружила, что я возвращаюсь в отель после одиннадцати. Ну и к себе проникаю через номер парней по балкончику. Потом были классные три года, затем слёзы и обещание больше никогда не встречаться с богатыми мужиками.

Нет, Данька меня не бросил. Меня вышвырнула из жизни сыночка его мамочка. Она отправила сына доучиваться в Англию, а мне заявила, что разрешала нам жить вместе, чтобы сын от учебы не отвлекался и ничего не подцепил со шлюхами.

Я, наивная дурочка, думала, что Данька возьмет меня с собой, назло маме. Или ради меня плюнет на английское образование. Наивная. Я верила в любовь. Я любила, а не пользовалась через постель благами привилегированного сословия.

Хорошо, что я не только любила, но и училась. Правда, закончить учебу не получилось. Данька бросил меня, а я бросила университет. На себя лишь чудом руки не наложила. Лерка меня спасла. И Николай Петрович.

Нашла Анюта время Лигоцкого вспоминать…

— А чтоб тебе не попросить братца с Давыдовым тебя познакомить! — выпалила я со злости на обвинение школьной подруги в шлюхачестве.

Мы как раз обсуждали его босса, подросшую золотую молодёжь. Давыдов достаточно хорошо оберегал свою личную жизнь. Ни одного аккаунта в соцсетях, ни одного интервью в газетах. Но у Анютке на телефоне он был. Братец-папарацци переслал со своего телефона размытую фотку.

В двадцать пять лет пускать слюни по тому, кому и восемнадцатилетние уже стары — старческий маразм! Каждой бабе по мужику, это только в сказках так бывает.

Анюта в ответ огрызнулась:

— Только после тебя!

Да блин, легко!

— Девчонки, ну хватит… — бедная Лерка все еще пыталась спасти наш общий день рождения.

Было б что спасать! Хорошее настроение, как старые шнурки — узел только зубами развязывать. А я зубы берегу, мне ими улыбаться надо. И петь песню про зайцев: а нам все равно, а нам все равно. А так бы давно салатницу козе на голову одела. Конечно, разумнее ее под душ в нарядном платье поставить. Охладить голову. Вот не напоминайте мне про мое фиаско в любовном плане, а то будет полный… Обожравшийся пушной зверек. Болит, черт тебя возьми! Я же крепко-накрепко запретила себе наводить про Даньку справки. А вдруг вернулся, а вдруг где-то рядом…

Я больше не вращаюсь в кругу золотой молодежи и не очень молодежи — на бизнес тусовки и семинары с элементами йоги не хожу. Пересечься на манер «Здравствуй, вот это встреча!» не получится, но я могу с ним встретиться намеренно. Могу, потому что болит… И это не лечится. И вообще, у меня ведь никого, кроме него, и не было. И не будет. Пыталась, не получилось. Дальше поцелуев не пошло, даже не вспыхнуло — сухо было, как и в глазах. Все ресницы выплакала. Выросли новые — из колючей проволоки. Тоже могу волком смотреть. Не думай, Анюта…

Хозяева квартиры нас слышали, но не вмешивались. Помнили, что мы больше не девочки: когда женщины дерутся, лучше в драку не вступать. А если делят неубитого барана, то вообще кранты. Убьют…

— Я пойду. У меня обеденный перерыв короткий.

Я — двадцать четыре часа в сутки личный помощник бывшего русского дворянина, а теперь француза, вернувшегося на Родину помирать. Конечно, я не работаю, а просто болтаю с ним, вожу везде, куда скажет, расшифровываю письма его предков, которые чудом удалось собрать по разным архивам. Пью вино и жру вонючий сыр. Катаюсь постоянно во Францию. Работа мечты, но это работа, дорогая моя подруга. И мне ее предложили, потому что я с семнадцати лет пахала гидом в свободное от Лигоцкого время.

— Какого цвета у него глаза? — спросила Лерка в начале нашего дня рождения, крутя в руках Анютин телефон. — Серые, как у Лидки?

Если у вас чисто серые глаза, то вас однозначно можно поздравить с рассудительностью, уравновешенностью, терпеливостью и трудолюбием. Три первых качества мне, похоже, позарез необходимы, чтобы сохранить Анюту в подругах. Это не соцсеть: клик и минус френд. Это реал и обрубать связи детства кухонным ножом очень, скажем прямо, больно. Лучше выехать на трудолюбии:

— Я обещала Николаю Петровичу, что буду не поздно.

Ещё про обладателей серых глаз говорят, что на них всегда можно положиться. Что мы преданы своей семье и храним верность своему избраннику. Да, блин — храню верность Даньке до сих пор, а семья… Пытаюсь заново построить отношения с родителями после скандального ухода к Лигоцкому и от него. В этом очень помогает проживание на жилплощади работодателя.

Анюта не вышла меня провожать. Выскочила ее мама, но не успела ничего сказать. Открылась дверь и, как в школьных сочинениях, закрыла ей рот букетом.