Так у нас и горит. Пукан так уж точно! Боже, вот какого лешего я села за руль этого тарантаса!
С каких пор я люблю большие машины? Не знаю. Но три дня уже их ненавижу за дело! Чужое… И свое тело, которое в ком-то может вызывать неправильные желания. Давыдов, не подведи! Ты же мой спаситель, пусть и не знаешь об этом.
5. Глава 5 "Ом-м-м"
Пальцы на руле наигрывали странную мелодию, очень похожую на собачий вальс. Главное, чтобы она не стала фоном для сегодняшнего вечера: кобели имеются и сучки тоже, только не нужно никого хватать за ручки и на ручки… Я так до ручки дойду со своими страхами. Давыдов слишком избалован женским вниманием, чтобы обратить на меня внимание, так что, нервы, успокойтесь. Тут не я жертва, а он.
Рука сама собой соскочила на ручку двери, и я вышла на улицу. Знакомый шум Невского проспекта все равно не успокаивал — я продолжала чувствовать себя один на один с надвигающейся бедой в лице господина Давыдова.
Еще и мама позвонила:
— Пока Николай Петрович в больнице, ты могла бы пожить у нас…
От маминых слов сжалось сердце, но биться не перестало. Могла бы пожить… Могла бы и вообще не жить сейчас, если бы меня с сумкой через плечо не пустила к себе Леркина мать. Это она подняла с пола вырванное из моей груди сердце, промыла в трёх водах, сунула обратно, кое-как заштопала кожу и… Не знаю. Сердце теперь бьется ровно, без любовных перебоев, а душу в шрамах я никому не показываю.
— Мам, у меня кошка, забыла? Ещё мне нужно каждый день играть на рояле. И вообще… Я люблю спать в своей постели. Но в гости приеду. Не завтра. Сначала встречусь с лечащим врачом Николая Петровича…
— Лида?
— Мам, мне не нужна помощь. Я в состоянии неделю прожить одна. И вообще я сейчас не могу говорить. Я жду очень важного человека по одному неотложному делу. Извини, ладно?
— В восемь вечера?
— Мам, в центре жизнь только начинается!
Да, у кого ночная, а у меня просто новая. Неделю я официальная невеста Николая Петровича. Через две недели стану фиктивной женой. Решение принято и обжалованию не подлежит. У меня своя жизнь и буду устраивать ее так, чтобы мне больше никогда не было мучительно больно из-за мужского вероломства.
— Николай Петрович, извините, что на час раньше звоню, — затараторила я в телефон.
Придержала его второй рукой, испугавшись, что телефон может выскользнуть из вспотевшей ладони. Кто мог подумать, что врать страшно на физическом уровне. Весь организм сопротивляется решению мозга. Лжи во спасение не существует. Ложь родному человеку самая страшная вещь на свете.
— Мы тут с Лерой думаем пойти погулять по Невскому…
Чуть не сказала «прошвырнуться». Нельзя использовать подобные выражения, дома говорить нужно исключительно высоким стилем с буквы «Ш».
— Коллекция отснята, нужно отметить…
Вру человеку, заменившему мне целый мир. Не могу сказать правду: давление еще подскочит от необоснованных переживаний за меня, такую растакую дурынду.
— Осторожней там отмечайте, — услышала я стариковский смешок. От него сделалось совсем кисло во рту. — Не поругайтесь.
— Мы чаю выпьем. За чаем я не разговорчивая, — попыталась я рассмеяться через силу.
Вышел хрип, который пришлось прикрыть искусственным кашлем.
— Простыла?
— Нет. Подавилась. Я про платье сказала…
— А про свадьбу?
— Нет. Леру нужно морально подготовить к подобной новости. Я не поздно вернусь. Может, даже с Лерой. Вы же не против, если она с ночёвкой у нас останется?
