— Мне только твоего пьяного миллионера не хватало для личного счастья. Ты чего мне-то звонишь? Друзей мужеского полу нетути? Совсем нетути? Одни бабы?
— Терентьева, хватит издеваться! Ты реально тупая? Я не могу в его тачку никого посадить…
— Знаю, как не можешь…
— Ты была первой. Могла бы быть… С тебя что, убудет стать в его глазах на один вечер моей девушкой? На мою девушку Давыдов не наедет. Ну и покажешь ему заодно свои европейские права, чтобы он ключи не отобрал. Типа, эти-то точно не купленные. Лида, не молчи. Пожалуйста.
— Лидия Дмитриевна я для вас теперь и никак иначе, колченогий сударь. Ты где сидишь? Или лежишь?
— В «Теремке». Не проси взять тебе блинов. Меня тут с трудом приятель держит. Он отвезёт мою ногу в травму. Ну?
— Десять минут…
— Не торопись, — перебил безногий. — Давыдов через полчаса выйдет, не раньше… Фёдор Александрович его зовут. Не забудешь?
— Мне десять минут надо, чтобы переодеться и боевую раскраску снять. Потом ещё минут пятнадцать чапать до тебя. Забыла сказать, мы платья Леркины снимаем. Так вот, с меня последнее еще не сняли.
— Не проси помочь, — огрызнулся Хруслов на боль или на мои слова.
Они тоже были болезненными для его мужского самочувствия. Жаль все же, не самобичевания. Он не раскаялся, нет. Так что я права, более чем, в его отношениях со слабым полом. От Давыдова своего перенял. Только я и перед Фёдором Александровичем ноги раздвигать не собираюсь.
— Куда тебя послать? — хмыкнула я, понимая, что выбора он мне не оставил.
Куда не пошлю, а все равно встретимся на круглой земле и на Невском проспекте.
— Ты меня уже послала. Лида, пожалуйста, приходи быстрее. Я тут сдохну иначе…
— Не сдохнешь. А жаль… Тебе обезболивающее взять? От головы…
Но Шофер с ударением на первый слог отключился — явно, чтобы я не услышала, как он выматерился на боль и заодно на меня. Лера уже стояла рядом. Внимательно смотрела мне в глаза. Я вкратце передала реплики Виталика.
— Пошел поссать… Так вот и сказал. Авторская пунктуация сохранена. Охрененно, да?
Она для вида поржала и единолично постановила отправить меня прямо в своём коллекционном платье быков очаровывать. Нет, дядю Фёдора! Только чуть подтерла мне салфеткой помаду и тени под нижнем веком.
— У тебя скоро нимб будет светиться, добренькая ты наша, — заявила Лера. — Ну хоть ногу сломал… Бог не фраер, да? Так ведь говорят?
— Никогда не радуйся чужим несчастьям, а то пальцы ненароком пришьешь. Лучше удачи мне пожелай в гиблом деле выгораживания этого идиота перед его дядей Фёдором.
— Средства у нас есть, у нас ума не хватает… — заговорила Лера голосом кота Матроскина из Простоквашино. — А у нас с тобой наоробот. Ума палата, денег ни гроша. Ни су…
— Да не ссу я, не ссу… Буду я тут бояться всяких Федоров Александровичей! — перевела я в шутку ее упоминание старой французской разменной монеты.
Мы же все трое, я, Лерка и Анюта, закончили французскую школу.
— Шерше ля фам. В любой ситуации ищите женщину! Есть женщина механика Гаврилова, а у нас будет женщина водителя Хруслова! Гребаный русреал! Ну в кого я такая невезучая?
Лера сжала мне плечи и даже встряхнула чуток.
— Да ты везучее всех нас вместе взятых. Не в мужиках счастье, а в их отсутствии. А у тебя такой дедушка есть, что я жалею, что не была его бабушкой…
— А как я-то жалею! Но я вообще-то про вино говорила, — сказала и со вздохом стрельнула глазами в сторону рояля, на крышке которого продолжали стоять нетронутыми два бокала с французским вином. — Выпей без меня. Что найдешь в холодильнике, все твое. Надеюсь, Давыдов там не с ночевкой в кабаке. Дверь просто захлопни. Платья повесь в стенной шкаф. Я завтра тебе их привезу… Ну, все… Пожелай мне удачи в бою…
