— Николай Петрович тоже скучает и передает тебе большой привет.
— Лида, вот мне всегда было интересно, животные понимают слова или только интонации?
При звуке Леркиного голоса Лала демонстративно отвернулась от двух людей.
— Вы с ней по-французски тоже говорите? Или она замечательно русский за пару месяцев выучила?
Лера сняла с ширмы первое платье и принялась упаковывать его в прозрачный чехол.
— Думаю, она понимает намного больше, чем некоторые двуногие. Тебе помочь?
Я только спросила, но не поднялась, вдруг почувствовав, как от почти пятичасовой съемки нарядов у меня ужасно разболелись ноги.
— Сиди. Я сама с тебя платье сниму, чтобы не порвать. И мерки. Чтобы в следующий раз тебе легче было в платья влезать. Вдруг ты мой счастливый талисман!
— Оставь уже эти чертовы платья! Сейчас нам нужно снять стресс хорошим вином и вообще в семь вечера наконец пожрать…
— Фи, мадемуазель… Какие слова… Же не манж па си жур… — ее произношение со школы не испортилось, только грамматика начала хромать из-за долгого неиспользования языка. — Ты можешь шесть дней не жрать, меньше ткани на платье уйдет. Какая-никакая, а экономия!
— Спасибо, шер ами… Ты где таких тощих клиенток найдёшь? Я-то вообще могу обойтись без платья. Но не пить шесть дней не могу. Привычка. Очень даже полезная. Кстати, как думаешь, Анюта позвонит или все, дружба врозь? А то мы вдвоём с тобой сопьёмся? Боюсь, доктор запретит Николаю Петровичу соображать на троих. Кстати, помнишь, что такое менаж-а-труа?
— Я вообще весь французский забыла…
— Во-первых, это такое вино, но я его не люблю. Во-вторых, любовный треугольник, чего я вообще не понимаю в принципе. А, в-третьих, так как русские любят делать с языка кальку — это то самое сообразим на троих… Ну, что с Анюткой делать?
Лера не ответила, но я заметила, как суетливо «моя дорогая подруга» начала запихивать в чехол следующее платье. Я откинулась на скамеечке, чтобы видеть ее лицо хотя бы в профиль, но Лера нарочно повернулась ко мне спиной.
— Ты тоже считаешь, что я оговорила ее брата?
— Я тебе верю. Зачем тебе врать? И Анюта тебе верит, просто… Просто нужно было слова выбирать, — извиняющимся тоном выдала Лера, но так и не обернулась.
— Я выбирала слова очень даже тщательно. Аж три раза попросила Виталика прекратить меня лапать, и лишь потом врезала между глаз и между ног. И знаешь…
Я отвернулась от безмолвной спины и уставилась в говорящие глаза кошки: Мадемуазель Ля-Пети-Ша спрашивала, когда же посторонние наконец очистят ее помещение? Надеюсь, скоро… Сама хочу жрать, пить и спать… Без мужика, не по-французски.
— Во всем цивилизованном мире это называется попыткой изнасилования, — выдала я хмуро. — У нас же, понятное дело, понятия бытового изнасилования вообще не существует. Я же сама к нему в машину села. Еще и в юбке. Пусть радуется, что я ничего не рассказала Николаю Петровичу.
Лера обернулась, прижимая к груди скрещенные руки.
— А я грешным делом подумала, что ты ему рассказала. Вот он в больницу с сердечным приступом и загремел. А ты покрываешь — профилактика, профилактика. Извини… — встретилась она наконец с моим ледяным взглядом. — И все равно. Он же Анюте брат…
— Но не сват! — перебила я холодно. — И я бы ничего ей не сказала, если бы она не спросила, почему я не хочу с ним встречаться.
— Так соврала бы! — возмутилась Лера в голос. — Сказала бы, что не твой типаж…
