Родителей мы ожидали еще два часа. Сначала мы с мальчиком играли в мячик: я бросал ему, а он – мне, серьезно, без малейшей улыбки, почти печально, и я заметил, что он опять собирается плакать. Тогда я вспомнил, что одержал победу в марафонском беге. Это была замечательная идея! Я рассказал ему все с начала и до конца самым подробным образом; он вначале выразил некоторые сомнения, но лавровая ветка убедила его. В самый драматический момент я сделал паузу, но дальше говорить не пришлось: мальчик спал, положив голову мне на плечо. На его щеках были грязные пятна – следы размазанных слез, время от времени он хмурился и всхлипывал. Когда над холмистым, покрытым лесом горизонтом поднялась розовая полоска зари, сад внезапно угас, словно на него дунули. Почти одновременно я услышал отдаленный гул: это летели родители Пао. Тогда при мысли, что придется разговаривать с ними, может быть, даже объяснять, как я очутился здесь, что они будут благодарить меня и приглашать к себе, меня охватила паника. Как можно осторожнее опустив мальчика на каменную скамью, я подложил ему под голову свернутые рукава куртки, вложил в руку шарик и помчался к своему вертолету, словно за мной гнались. Этот последний безумный поступок уже не относился к ночи: когда я поднимался в воздух, прямо в глаза мне сверкнул первый луч восходящего солнца.
21 июля 3114 года я в последний раз увиделся с Анной. Мы встретились на маленькой станции Порсангер, расположенной над фиордом того же названия, на линии прямого сообщения Евразия – Америка. По круто поднимавшейся извилистой тропинке мы взбирались на вершину прибрежной скалы, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дух. Отовсюду доносился громкий ропот невидимого моря. На самой вершине скалы на нас обрушился порывистый ветер. Опустив руки, чувствуя сердцебиение, мы остановились. Внизу шла непримиримая борьба сил: скала застыла гордо, как бы в предвидении поражения, а море без устали атаковало ее шеренгами черно-белых волн, с грохотом разбивавшихся о ее подножие.
– Ты уже попрощался с Землей? – не глядя на меня, вполголоса спросила моя подруга.
– Я делаю это сейчас, – ответил я так же негромко.
Анна своим легким шагом подошла к нагромоздившимся здесь осколкам скалы и нашла место, словно специально созданное для нее и ожидавшее ее много веков. Я всегда со скрытым удивлением замечал, что она без труда находила в самой дикой глуши такого рода удобные уголки.
– С кем ты виделся? – спросила она.
– Я побывал сегодня дома, у профессора Мураха, у друзей... Потому что я оставляю здесь всех, Анна.
Эти слова прозвучали как жалоба, хотя это не было моим намерением.
– Так все получилось... – добавил я, как бы оправдываясь.
– А я – последняя, – сказала она.
Мы оба смотрели не друг на друга, а на белые гряды волн, идущие из черного океана, и, казалось, будто это надвигается весь горизонт. Иногда во время нашего разговора у меня возникало впечатление, что на самом деле это море... замерло на месте, а мы несемся через него, стоя неподвижно на вершине скалистого обрыва, и волны расступаются перед нами.
Она спросила, сколько времени протянется путешествие. Я удивленно посмотрел на нее: об этом говорилось уже несколько раз.
– Около двадцати лет, – сказал я и сам удивился.
– Скорость «Геи» будет больше половины скорости света?
– Да.
Казалось, она вглядывается в даль, но мое внимание привлекло еле уловимое движение ее губ. Я понял: она считала. И не ошибся.
