Магнолии были свежи - страница 72
Мама ответила не сразу, и тогда Мадаленна поняла, что писатели имели в виду, когда говорили: «Секунды тянутся как часы». Она ждала этого ответа, всего две или три буквы, но от них бы многое зависело, и покой в душе в том числе. Мадаленна задышала быстро-быстро, как кролик, когда Аньеза потушила свечу и мягко ответила:
– Ты так не хочешь выходить замуж?
– Я хочу, но не за него.
Раздался тихий вздох, и дверь негромко скрипнула.
– Знаю. Спи, дорогая.
Дверь захлопнулась, и Мадаленна тяжело опустилась на подушки. Облегчения не наступило, но она знала. что ей станет свободнее дышать с утра, когда она увидит Джона и поймет, что она ему ничего не должна. Она глубоко вдохнула и, подложив руку под холодную сторону подушки, наконец заснула спокойным сном без белых покрывал.
Мадаленна проспала. Проспала безбожно: когда она потянулась и открыла глаза, уже было ровно десять утра, и птички малиновки усердно чирикали за ее окном. Она чувствовала, что и сегодня ей тоже снилось что-то белое и длинное, но в этот раз она уже не так боялась и даже смогла отвести руку назад, когда на ее голову попытались надеть что-то металлическое, напоминающее венчальный венец. Да, сон был отличным, и она в первый раз смогла одержать победу над своими внутренними монстрами, но порадоваться времени не нашлось, ибо как только Мадаленна села в постели, в комнату ворвалась мама с будильником в руках.
– Мадаленна! Посмотри, сколько времени!
Мадаленна безмятежно взглянула на часы – те показывали ровно десять утра, и от души рассмеялась. Внутри нее теперь бушевал не океан, а покачивались спокойные волны, и ничто, даже милый Джон со своими скачками, не могло нарушить ее умиротворения. Она быстро вскочила и, поцеловав оторопевшую Аньезу, спокойно прошагала от двери до умывальника. Вчерашний разговор и правда придал ей сил и решимости, а сегодняшний сон только укрепил в правильности ее намерений, а потому она нисколько не волновалась. Холодная вода приободрила ее и разогнала сонный дурман, и когда Мадаленна посмотрела на своей отражение – розовое и умытое – она решила про себя, что день, несмотря на все, что могло бы случиться, все равно будет хорошим. Часы с кукушкой прокричали десять минут одиннадцатого, и она вспомнила про платье. Миссис Бэфсфорд не соврала, и сверток с готовым платьем лежал тут же, на чистом стуле около кухонного стола. Добрая Джоанна догадалась, что наряд стоило спрятать от вездесущей Хильды, а потому наверняка попросила добрую Полли припрятать платье среди почты прислуги. Оставив благодарность старой горничной, Мадаленна вбежала через ступеньку обратно в комнату и нетерпеливо развернула тонкую оберточную бумагу. Платье было еще прекраснее, чем она успела его запомнить, и по одобрительному взгляду Аньезы, Мадаленна поняла, что не прогадала с выбором. Синий бархат изредка переливался темно-бирюзовым на утреннем солнце, и пока мама завязывала ее волосы в тяжелый узел, она искоса посмотрела на себя в зеркало. Там стояла все та же знакомая фигура, и Мадаленна с облегчением вздохнула, узнавая себя – она хотела видеть себя в платье, а платье на какой-то другой, пусть и более красивой, но такой чужой, особе. Это был ее немного кривой нос, ее слишком высокий лоб, ее большие глаза; это была сама Мадаленна Стоунбрук в красивом платье, которая первый раз в своей жизни выходила в свет. И нисколько не волновалась.