На другой день я рискнул вернуться в кабинет. В конце концов, какой же ты сыщик без кабинета?
Я открыл дверь – и кого же я вижу за своим столом? Не Селина. Не Красного Воробья. Маккелви. Он улыбнулся мне приторной фальшивой улыбкой.
– Доброе утро, Билейн, как они качаются?
– Почему ты спрашиваешь? Хочешь взглянуть?
– Нет, спасибо.
Потом он почесал свои и зевнул.
– Ну, Ники, мой мальчик, твоя аренда оплачена на год вперед каким-то таинственным благодетелем.
Леди Смерть с тобой играет, раздался голос у меня в голове.
– Кто-нибудь из знакомых? – спросил я.
– Я честью моей матери поклялся никому не говорить.
– Честью твоей матери? Она гусиных шеек перетрогала больше, чем любая птичница!
Маккелви встал из-за стола.
– Спокойно, – сказал я ему. – Если не хочешь очутиться в помойном ведре.
– Мне не нравится, что ты проезжаешься по моей матери.
– А что такого? Полгорода на ней проехалось.
Маккелви вышел из-за стола мне навстречу.
– Еще шаг, – сказал я, – и твоя голова будет дышать тебе в очко.
Он остановился. Когда меня заведут, я страшен.
– Ладно, – сказал я, – давай подробнее. Этот благодетель… он женщина, или как?
– Да. Да. В жизни не видел такой красотки!
Глаза у него замаслились, впрочем, они всегда были масленые.
– Ну же, Мак, подробней, говори дальше…
– Не могу. Я обещал. Честью матери.
– Тьфу ты, – сказал я. – Ладно. Убирайся, помещение оплачено.
Маккелви зашаркал к двери. Потом оглянулся на меня через левое плечо.
– Хорошо, – сказал он, – только ты тут не пачкай. Никаких вечеринок, никаких карт, никакой фигни. У тебя еще год.
Он подошел к двери, открыл ее, закрыл ее и был таков.
Итак, я опять у себя в кабинете.
Пора за работу. Я взял телефон и набрал моего букмекера.
– Тони, «Пицца на дом», – ответил он, – к вашим услугам.
Я назвал ему свое кодовое имя.
– Это мистер Кончина.
– Билейн, – сказал он, – за тобой четыреста семьдесят пять долларов, ставку у тебя не приму. Сперва расплатись с долгом.
– Я поставлю двадцать пять, и они привезут мне полкуска. А проиграю, – все отдам, клянусь честью мамы.
– Билейн, за твоей мамой двести тридцать долларов.
– Да? А у твоей бородавки на жопе!
– Что? Послушай, Билейн, ты был?..
– Нет, нет. Это был другой. Он сказал мне.
– Тогда ладно.
– Ладно, запиши: двадцать пять на Белую Бабочку в шестом заезде.
– Принято. Желаю удачи. А то она, кажется, тебя забыла.
Я повесил трубку. Гадство. Человек рождается, чтобы сражаться за каждый дюйм земли. Рождается, чтобы сражаться, рождается, чтобы умереть.
Я подумал над этим. И подумал над этим.
Потом откинулся в кресле, хорошенько затянулся и выдул почти идеальное кольцо.
После ланча я решил вернуться в кабинет. Я открыл дверь, за моим столом сидел человек. Не Маккелви. Я не знал его. Люди любили садиться за мой стол. И кроме сидящего человека был еще один, стоящий. Вид у обоих недобрый, спокойный, но недобрый.
– Меня зовут Данте, – сказал тот, что сидел.
– А меня зовут Фанте, – сказал тот, что стоял.
Я ничего не сказал. Я блуждал в потемках. По спине у меня пробежал холодок и вылетел в потолок.
– Нас послал Тони, – сказал сидячий.
– Не знаю Тони. Вы, джентльмены, не ошиблись адресом?
