Мальчик с чёрным петухом - страница 3



– Ну? – спросил Хеннинг.

– Да, – сказал Мартин, слизывая с губ каплю крови. – Вы должны прорубить вторую дверь, – сказал он потом.

Трое мужчин растерянно переглядывались. Успокоительно было то, что никто из них ничего не понял.

– В этой же самой двери, – сказал Мартин. – В одной из деревянных створок. Встроите туда вторую дверь, и она должна быть богоугодно скромной. Так сказал пастор. Именно так.

Все посмотрели на вход в церковь. Потом на Мартина. Без слов. Потом снова на церковные двери.

– Богоугодно скромную дверь, – твёрдо повторил Мартин и в подтверждение кивнул.

Художник сидел на краю колодца и всё слышал. До чего же люди глупы, думал он. И как он рад, что его занесло сюда.

Трое мужчин посовещались, но это не помогло, в конце концов, так сказал пастор, и они должны подчиниться. Заттлер уже пошёл за инструментами и скоро вернулся с молотком и пилой. Было не так-то просто начертить маленькую дверь на большой. А тем более непросто выпилить отмеченный участок. Требовалось ещё и сверло.

Мартин подсел к художнику на край колодца. Тот отсыпал ему горсть орехов. Мартин с благодарностью грыз, хотя у него свербело в дёснах, а боль отдавалась в нёбе до самых ушей. Франци принесла ему кружку сока. Теперь они сидели втроём, а мужчины между тем приступили к работе. Не очень-то умело. А Мартин, Франци и художник переживали тот драгоценный момент благоговейного спокойствия, когда сами они не должны были ничего делать, а вместо этого могли присутствовать при том, как другие учиняют непостижимую глупость.

Столярного шедевра из новой двери, можно сказать, не получилось, да и откуда, ведь Хеннинг, Зайдель и Заттлер располагали лишь умеренным талантом. Их дар проявлялся главным образом в покрикивании на других. Но ведь это испытанное средство. После того как они выпилили в деревянной створке ворот прямоугольник и, не особо раздумывая, втолкнули его внутрь церкви, дело застопорилось: теперь они не впускали туда друг друга, потому что, строго говоря, а они знали это по опыту, первым туда должен был войти Господь Бог. Что на самом деле вообще не так. И это они тоже знали. Они боялись скорее наступить на выпиленный прямоугольник. У них даже уши разгорелись при подозрении, что мальчишка мог переврать слова пастора или ошибиться, передавая их, а они сдуру тут же принялись за дело, вместо того чтобы переспросить. С парой дополнительных оплеух сообщение Мартина могло бы оказаться совсем другим. Каким-то более удобным всё-таки.

Теперь они принялись искать шарниры и замок, а поскольку в деревне ничего подобного в запасе не водилось, тогда было решено разобрать дверь Ханзе-на; нет, только не Ханзена, он опять где-то в бегах, ах, вон оно что, ну, тогда давайте разберём дверь старой Герти. Она, правда, сварливая, но войдёт в положение, если объяснить ей, что её шарнирам не подыскать более достойного места и более достойной работы, чем на церковных дверях. Ведь святость перенесётся и на неё, на Герти. Она сможет использовать новую дверку, когда захочет, ибо зачем ей свой домишко, когда её Дом теперь сам Господь Бог.

Художник от минуты к минуте всё больше радовался, что прибыл сюда. Такой небывальщины он ещё не видывал за все годы своих странствий. И двух таких красивых лиц и таких чистых душ, как Франци и Мартин, тоже никогда не встречал.

Когда потом дыра в церковных воротах стала наконец дверью и с большой вознёй и кропотливой подгонкой был установлен замок с ключом, то Хеннинг, Зайдель и Заттлер гордились, как маленькие дети. Если бы им приходилось почаще выполнять такие поручения, жизнь в деревне могла бы стать куда приятнее.