Такой способ общения выработался годами жизни в сильной нелюбви. Он оказался в этих условиях оптимальным и вытеснил все другие способы человеческого общения, например, способ разговаривать спокойно, или небрежно, или весело, или грустно, или доверчиво, или, допустим, просто молчать в присутствии друг друга.
Они успокоились и снова повернулись друг к другу.
И вдруг Анна Павловна широко раскрыла глаза, побледнела и спросила:
– А где твои часы?!
Сергей Сергеевич посмотрел на свою руку. Часов не было.
Приступ дурноты окончательно прошёл, и Аня отвернулась от стены.
Юра лежал на животе, подложив под подбородок сложенную вдвое подушку, и смотрел в окно.
Аня стала смотреть на него.
У неё иногда возникала потребность подолгу смотреть на него. При этом обычно появлялись интересные, довольно сильные и почти всегда нетривиально приятные впечатления.
Например, уже давно, когда они ещё не были женаты, они тоже однажды ехали в поезде, и Юра тоже смотрел в окно, а Аня смотрела на него. И она вдруг подумала, что вот этот парень на самом деле не просто парень и не просто человек, но её мечта. Ей было смешно, и она была разочарована, что вот эти глаза, уши, нос, волосы, руки, ноги, одежда, ботинки – всё это и есть мечта.
– Ты чего? – спросил тогда Юра.
– Ничего, – сказала Аня.
Или как-то раз, уже после свадьбы, они были на рыбалке. Юра в высоких по пах резиновых сапогах стоял по колено в воде и удил. Аня подошла к берегу, чтобы набрать в котелок воды. Она села на корточки и стала смотреть на него. Было тихо и пасмурно, и она попала под сильный гипноз тишины, влажного воздуха и белого рассеянного света. Она вдруг восприняла его стоящим на обрубленных по колено ногах на твёрдой серой поверхности. Она пыталась заставить себя поверить, что это поверхность воды и что ноги ниже колен не видны просто потому, что находятся под этой поверхностью. Но зрительная иллюзия была такой сильной, что у неё не получалось в это поверить. Она дико закричала. Юра обернулся, не увидел, отчего можно так кричать, снова отвернулся и, пятясь и таща за собой удилище, вышел на берег.
– Ты что? – спросил он удивлённо.
Она посмотрела на его ноги, отвернулась и пошла прочь.
Или немного позже, когда она уже была на сносях, он ремонтировал будильник, а она смотрела на него. Его лицо было сильно освещено лампой, под которой он работал, и её внимание вдруг сконцентрировалось на открывшейся ей в этот момент сложной конструкции мужского лица. Она видела не глаза, но глубокие тёмные впадины с мерцающим оттуда неярким светом; не брови, не нос, не губы, но длинные мощные хребты; не лоб и не щёки, но обширные равнины с небольшими неровностями. По производимому впечатлению это было похоже на поверхность Луны, когда она однажды смотрела на неё в телескоп.
Он взглянул на неё и спросил:
– Ты что?
– У тебя лицо, как Луна, – сказала она.
– А я думал, Юпитер или на худой конец Марс какой-нибудь, – ответил он, и они рассмеялись.
