Гуауэй зловеще усмехнулся. А у нее комок гнева подкатил к горлу, она просто устала сдерживаться. Прищурилась и тихо проговорила:
– А вы не допускаете, муж мой, что ваша наложница могла нечаянно отравиться сама?
Мужчина оскалился, оттопырив верхнюю губу.
Повисла звенящая пауза.
Похоже, император не ждал от жены таких речей. И если Саша хотела разозлить его всерьез, то это ей вполне удалось. Она понимала, что ходит по острию, но сейчас ей было обидно за Лоан и за себя.
Два года изображать любовь. Ладно, не любовь, она уже поняла, что этот мужчина неспособен ничего и никого любить, кроме своих хотелок. Но уважение к сану жены. И вдруг, не разобравшись ни в чем, поверить первому же навету. Где логика?
Ей надо было понять, что им движет. Потому что перемена слишком резка, люди не меняются так, в одночасье. Значит, причина есть.
Но дальше говорить надо было осторожно.
– Мой государь, – начала она. – Джиао молода и импульсивна, она игрива и подвижна, словно ребенок и так же непосредственна и прекрасна.
Император слушал ее, не прерывая, но надо было видеть, как меняется его лицо, как на нем возникает ощущение досады, а гнев приобретает несколько иной оттенок.
– Ваша наложница гуляла в саду, а у нас достаточно много растений, пыльца которых в сочетании с другими веществами может вызывать отравление. Что, если она, любуясь цветами, случайно коснулась опасного растения, а после попробовала пирожные и выпила чай? Спросите лекарей, они подтвердят, бывают вещества неопасные сами по себе, но в сочетании с другими могут превращаться как в лекарство, так и в яд. И еще. Если бы Джиао была отравлена тем ядом, что нашли у слуг, я боюсь, она бы не смогла так быстро оправиться.
Она ненадолго прервалась, надо было проверить, как сказанное укладывается в голове мужа, уже назначившего ее виновной. Сейчас он был похож на удава, наблюдающего за своей жертвой.
– Но кто-то пронес яд во дворец. Этот кто-то мог покуситься и на меня, и на наследного принца, и на вас. Государь, кто-то хочет посеять смуту и навредить династии. Но это не я, поверьте, это не я. Я и моя семья верны вам.
Нехороший взгляд проскочил у него, очень нехороший.
– Твоя семья, – проговорил наконец Гуауэй. – Твой отец Гу Лао Сыван забрал себе очень много власти и хочет еще больше. Что до тебя, Лоан, то ты меня разочаровала.
Он прошелся по кабинету, заложив руки за спину.
– Я доверился тебе, а ты не справилась.
– Я прошу прощения, – раз тональность обвинений изменилась, Саша решила не нарываться, а склонилась перед ним. – Накажите недостойную.
– Да, ты будешь наказана, – Гуауэй потер пальцы и, откинув голову назад, произнес: – Ты императрица, Лоан. Императрица должна управлять гаремом и строго следить за порядком. А твои слуги пронесли во дворец яд. Поэтому ты больше не будешь управлять гаремом. Этим займется моя матушка, вдовствующая императрица.
Потом повернулся к ней и сказал:
– Вернись в свои покои и оставайся там, пока я не решу иначе.
– Да, государь, – склонилась Саша и попятилась к дверям, пока он не передумал.
В этот раз ей удалось отбить обвинение.
Да, император оправил ее под домашний арест, но это было лучше, чем казнь.
***
Обратно в свои покои Лоан вели под стражей. Впереди байху, четверо воинов по бокам. Как объяснил муж-император, цинично улыбаясь:
– Для твоей безопасности, дорогая.
Ей пришлось только молча склонить голову.
