— Открытка? — спросил я не своим голосом, оставив в покое конец шарфа. — Я разве просил о ней?
В случившейся ситуации с Викторией куда ни шли цветы и фрукты, но открытка с поздравлениями и шарики...
— Денис, мать твою, Викторович! На будущее! Делай то, что я тебе сказал либо в точности, либо не поленись позвонить мне и задать пару уточняющих вопросов!
Светлая приемная и кабинет, залитый первыми лучами солнца, перестали иметь прежнюю привлекательность.
Настроение испортилось, а что-то внутри шепнуло под какой эгидой пройдет эта неделя и встреча с советом директоров.
Я сделал шаг в сторону стола, не в силах противиться прошлому стремлению, и тут же повернул обратно к лифтам.
— Но это ведь роддом! — говорил парень торопливо, следуя за мной. — Я подумал, что это логично, понимаете, Раис Каримович?
— Да.
Денис говорил еще о том, чего не написал на проклятом картоне:
— Это было общее и обезличенное послание! Никаких «любимая» и даже подписей. В чем я ошибся?
— В поздравлении. Его быть не должно было. Только цветы и две тонны шоколада.
Я встал в кабину, зажав кнопку удержания дверей.
— Ты остаешься и готовишь все к предстоящей встрече, — говорил я, уже прикидывая, сколько времени у меня займет дорога. — Постарайся предусмотреть все, что может мне понадобиться, начиная от воды и заканчивая документами, подтверждающими каждую цифру в чертовом отчете.
Дверцы лифта сомкнулись, оставив меня в одиночестве собственных мыслей. Одни из них спрашивали, на кой ляд я делаю это, а другие предлагали забыть обо всем и вернуться к собственной жизни. Но было еще кое-что, что не давало мне согласиться с этим: воспоминания душевного подъема и совершенно безотчетной веры в то, что теперь-то точно все будет хорошо.
— Кого несет нелегкая? — раздалось из-за двери уже знакомым мне голосом старухи. — Почему не на полчаса позже?
Я не отвечал, ожидая, когда дверь откроется и смогу объяснить что-то лично.
— Читать разучились?! — выдала недовольная медсестра, сощурившись от яркого солнца. — Написано же, что посещения с двух до трех!
— Потому что надо сейчас, — откликнулся я, и тут же спросил, сдвинувшись в сторону: — Может быть, вы сделаете для меня исключение?
В образовавшейся тени Галина Викторовна сумела разглядеть меня и просиять, убрав недовольный вид и даже кое-какие морщины на лице.
— Пришел все-таки! Пришел!
Было что-то ненормальное в ее радости и меж тем приятное одновременно.
— Проходи! Проходи! Пропущу я тебя! Только халатик возьми вот! Накинь!
Она забрала мое пальто и дождалась, когда я наброшу больничную униформу на плечи.
— Хорошо, что пришел! Чует мое сердце, что послушает она тебя!
Я вновь поймал себя на чувстве неловкости, если не сказать, что неуверенности в себе, и моментально разозлился из-за этого.
Ни одно дело не выматывало меня так сильно, как эти зыбкие ощущения. Проще было кататься по пескам в окружении до зубов вооруженных людей, чем совладать с тем, в чем я не понимал и меж тем продолжал упорно лезть в это!
— Как она?
— Да все также.
— Ей должны были прийти цветы, гостинцы в утешение...
Что я несу? Какие гостинцы? Как апельсин может помочь в таком деле?
— Пришли! Видели! Порадовались!
Старуха посмотрела в мою сторону без тени улыбки на лице.
— Шарики и поздравления отправили Наташе из соседней палаты! Не обессудь, Каримович, но ей нужнее. Мужик у нее в запой ушел еще до того, как родила.
