Я провел по лицу, выдохнув.
— Трудно ей придется с таким!
— Может быть. Но уверяет всех, что выйдет.
Мы остановились в конце коридора возле двери без таблички и номера.
— Тут она, милая.
— А почему без номера? — поинтересовался я, подумав о чулане Золушки, если бы такой мог существовать в заведении подобном этому.
— Так ведь это роддом, а не абортарий. Не положено дольше трех суток держать, если нет осложнений. Но и выписать ее не можем. Кинется под колеса! Шоссе ведь близко!
Я кивнул, оторвав взгляд от бабули с почти прозрачными глазами и невероятно тонкими бровями.
Вике не везло со счастьем женским, но везло с участливыми людьми, которым было не все равно, что случится с ней дальше, это определенно.
В столице! Где таких, как Вика, тысячи!
— Скажи, что спасал ее не для того, чтобы она нос вешала, — прошептала бабка, потянувшись к двери. — Ты ведь сможешь!
Сестра выходного дня Галина Викторовна оказалась очень проницательной женщиной. Догадывалась она или нет, но она подслушала мои мысли.
Но, пропустив меня в палату и пробормотав: «Викуля, а к тебе пришли!» — исчезла с глаз вон.
Показалось, что даже лязгнуло что-то.
— Здравствуйте, Виктория.
Девушка, сидящая в палате, мало походила на ту, которую я встретил тем вечером. Пропал живот, лицо с чистой, если не сказать, что с бледной кожей приобрело рельеф, но взгляд, которым она жгла меня в тот вечер, потух и был направлен в никуда.
— Помните меня? Мы уже встречались с вами.
Подвинув стул, я сел рядом с ней, не переставая рассматривать ее.
— Решил навестить вас и узнал о случившемся...
Я смотрел то на нее, то на присланные цветы, то на нетронутую корзину со снедью и говорил сущие банальности. В то же время это были не они.
— Жаль, что все вышло так. Я понимаю, что вы чувствуете. Терять близких, родных...
Я не дошел до «детей», осекшись, как женщина посмотрела на меня.
— Неужели? — произнесла она так, что в пору было засомневаться поставленному диагнозу «апатия».
Ее голос не отражал и тени случившегося. Он был наполнен силой. А глаза... Взгляд, которым она одарила меня, готов был испепелить.
— Ты знаешь, каково носить ребенка? Чувствовать жизнь внутри себя? Видеть, как он тянется к тебе сквозь кожу? Чувствовать, как растет? Гладить его пяточки? Говорить каждый день? Любить и ждать встречи?
Она договаривала последнее, отвернувшись.
— Ты знаешь, как это терять его? — спросила она совсем тихо, и губы ее задрожали. — Не суметь сделать ничего и согласиться…
Ее глаза увлажнились. Я ждал, что она заплачет. Но этого не случилось.
— Ты ничего не знаешь и никогда не поймешь, каково это.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
