Манифестация факта в русском высказывании, или Событие выражения - страница 28

Языковая квалификация Факта как причины происходящего накладывает ограничения на сочетаемость его имени с манифестирующими глаголами; ср.: *смотреть от радости, *говорить от нежности, *двигаться от сосредоточенности и зевать от усталости, краснеть от напряжения, прыгать от радости. Таким образом могут быть представлены факты лишь прочно ассоциирующиеся с выбранным типом манифестации. Если обстоятельства не удовлетворяют этому условию, активность субъекта не осмысливается как следствие переживаемого состояния и не может быть репрезентирована в конструкции pred + от N_>2. Сочетаемость / несочетаемость предиката с именем Факта в функции причины – тест, подсказывающий, относится ли данный предикат к собственно ситуативным либо он включает нашу ситуацию в состав других ситуаций: зрительного восприятия, речевого акта, действия или движения (гл. IV, разд. 1.3).

Третий способ передачи каузативности лексический. Вызывать, сообщать, скривить, выдавить – эти и функционально схожие с ними предикаты, демонстрируя зависимость Манифестации от Факта, авторы используют в качестве основы образного описания: Малейшее ощущение удовольствия вызывало привлекательную улыбку на ее губы (И. Тургенев); Нескромная мысль выдавила на его губы поганое подобие улыбки (Ф. Сологуб).

Каузативность по преимуществу задает отношения изоморфные действительным по формуле «Факт отсюда Манифестация». Однако встречаются случаи, когда реальность искажена настолько, что причина оборачивается следствием, а следствие – причиной. Доказательством будет и формула «Факт, потому что Манифестация», обеспечивающая событию выражения рамки полипредикативной единицы, и простое предложение, где в роли каузатора Факта замечен соматизм с набором манифестирующих признаков: Брови дугой, почти сросшиеся, сообщали ее лицу суровое выражение (П. Мериме).

Каузативность, следовательно, с одной стороны, обладает прочной экстралингвистической базой, а с другой – держится на субъективной ее интерпретации, то есть на переосмыслении реальности автором текста, создавая оригинальные причинно-следственные зависимости.

Продолжая рассуждения о ситуативном звене «Факт → Манифестация», еще раз отметим, что субъект осмысления делает вывод о Факте только по косвенному свидетельству – Манифестации; его истинность не может не подвергаться сомнению. Е.Р. Иоанесян видит причину подобного рода отношений в ущербности информации, что не позволяет сформировать «однозначное суждение о наличии существующего явления в реальной действительности» [Иоанесян 1988: 27–28]. Персуазивность – уверенность / неуверенность автора в достоверности излагаемой информации [Шмелева 1995: 28–29] (в нашем случае в достоверности Факта) – находится поэтому в числе приоритетных модусных смыслов.

Первичным знанием о Факте, если передаются вымышленные события, обладает, конечно, автор текста. В дальнейшем, однако, отвлекшись от точки зрения автора, примем позицию наивного наблюдателя, сомневающегося в сделанном выводе. Тем более что сам автор, пытаясь достичь максимального правдоподобия, склонен к подобному поведению. Следствием оказывается то, что в тексте присутствует несколько вариантов осмысления Манифестации: неуверенность в ее трактовке ведет к ряду альтернативных решений. Имея в виду два параметра – персуазивность и вариативность осмысления, рассмотрим их потенциальные комбинации.