С тех пор как Аверьян Максимович Курепин был переведен из Светлого в уголовный розыск областного управления, он забыл, когда по-настоящему спал. Ибо разбои, убийства, разного рода кражи шли одно за другим. И эта масштабность угнетала.
Поскольку семья еще была в Светлом, он иногда вырывался туда на час или два и там вдруг открывал, что уже пришла весна, оглушенная пафосом грачей. Иногда их победоносный воплевый карк пытались пересвистеть скворцы, как бы давая понять о своей причастности к этому безумолочному действу. Но, ликуя, грачи не давали посторонним звукам главенствовать в чаще. Они были основной приметой весны.
Аверьян видел, что сынишка уже обгорел на солнце и начинала шелушиться яичная скорлупа его щек.
Луг же, возле которого он как-то случайно оказался, как всегда, расцвечивался медленно, с паузами. Сперва выходили из почвы желтоцветы. И потом только появлялась другая яркость.
А лес, кажется, оживленный птичьим гомоном, стремился залучить себе гостя.
Но уйти в его серые дебри не удалось – и тут нашли.
– Товарищ полковник! – откозырнул ему сержант. – В лесопосадке машина горит.
Он как бы покидает забалдевший от весенних запахов полдень и погружается в какое-то новое время суток, когда не замечаются ни восходы, ни закаты, ни ночная тьма, ни луна, ни солнце.
Курепин приехал в указанное сержантом место, когда пожарные уже залили огонь.
Новый начмил Ульбеков и начальник угро Озолов уже примеряли свои знания к тому, что произошло.
– Труп внутри машины есть? – спросил Курепин.
– В том-то и загвоздка, – ответил начальник милиции. – В салоне пусто.
– А в багажнике?
– Еще не открывали, – солидно ответил Артем Илларионович Озолов, кого Аверьян Максимович помнит парнишкой, приехавшим сюда на первую практику.
Гарь удушающе ела глаза и заползала в горло.
Неожиданно возле лесопосадки оказалась Радмила Пичакчи. С такой странной фамилией она уже несколько лет библиотекарила в Светлом. И отличалась от многих девок поселка, что имела свою собственную машину.
Говорили, что она переехала в Волгоград, и теперь тут, видимо, как и Курепин, гостевала.
В городе изменился ее колер – она попестрела.
– Кто это сделал? – сдавленно вопросила она.
– Это ваша машина? – догадался Ефим Тимофеевич Ульбеков.
– Да! – ответила Радмила. – Я оставила ее у библиотеки…
Тем временем Аверьян Максимович раскрыл закипевший по краям багажник и увидел в нем скрюченный труп.
– Что это? – закричала Радмила.
Ей никто не ответил.
– Что же вы молчите? – вдруг вырвалось у нее. – Как он сюда попал?
– Вот это и надлежит узнать у вас, – несколько холодновато произнес Курепин, и она закричала, брызжа слезами. Потом, сорвавшись, кинулась в сторону поселка.
Ее никто не задерживал.
Как бы рассуждая вслух, Аверьян Максимович спросил:
– Почему же не взорвался бак?
– Наверно, потому что был полон, – ответил Ульбеков, ногой затаптывая какие-то еще чадящие тряпки.
– А может, – высказал предположение пожарный, – мы вовремя оказались рядом.
Пожарку действительно никто не вызывал. Машина возвращалась с учебного выезда, и водитель увидел пылающую «шестерку».
Курепина, если честно, угнетало, что все преступления, которые были связаны с убийством, всегда с самого начала таят в себе какую-то безнадегу их расследования. Так было, когда оказалась убита Алевтина Мяжникова, да и Матрена Криклякова убралась в иной мир тоже каким-то загадочным способом. И, главное, убийцы так и не были найдены.
