– Вы Коська? – даже, кажется, вопросительно шагнул к нему Георгий. И представился: – Корреспондент «Комсомольской правды» Прялин.
Парень пожал руку Георгия и произнес:
– Я не Коська, а Костя. Константин, значит.
– Извините, – начал было осознавать свою промашку Георгий.
– Но Коська у нас тоже есть, – сказал парень. – Жеребенка так величают.
И Георгий неожиданно понял, что такой легковатый человек вряд ли может быть паханом у отходников, потому спросил:
– Скажите, а как ваша фамилия?
– Конебрицкий, – ответил тот. И вдруг поинтересовался: – А зачем вам этот самый Прыга?
«Ага! – пронеслось в сознании Георгия. – Значит, сей тип знает о ком речь?»
– Да жалоба в газету поступила… – начал Георгий и вдруг заметил, как парень заюлил взором, поозирался и неожиданно раскрылся.
– Так это я писал!
– Но письмо анонимное.
– Теперь уже нет.
– Ну, значит, мне вас Бог послал, – произнес Георгий.
– Это еще как сказать.
– А что, есть сомнения?
– Да ничего вы ему не сделаете! – начал горячиться Конебрицкий.
– Да мы ничего и не собираемся делать. Хочется разобраться.
Над их головами вскричала иволга.
Костя вздрогнул.
– Страшный человек, этот Прыга, – сказал. – Так всех в бараний рог свернул, что никто и слова сказать не смеет.
– А вы это все откуда знаете? – спросил Прялин.
– Да я прораб на этой стройке. Только он меня ни к чему не подпускает. Везде все сам. А чуть кто скажет поперек…
– Ну и что тому бывает? – спросил Георгий.
– Никто не знает! Но только потом человек две недели взор от долу не подымает.
Конебрицкий чуть подоглянулся и произнес:
– Да, кажется, он сам сюда идет.
И, вскочив на велосипед, тут же скрылся в приречных кустах.
И Георгий увидел, что к нему действительно шел коренастый длиннорукий человек с соломенной шляпой на голове.
– Меня ищешь? – вдруг спросил он, не поздоровавшись и вообще не выказав никаких признаков, что обратился к человеку.
– Если вы – Прыга, то да, – степенно ответил Георгий. – Но утолите сразу любопытство: откуда вам стало известно, что я именно здесь?
– А вон ту ворону видишь? – он указал на ковыляющую на косе птицу.
– Ну?
– Так вот тут, – он постучал костяшками пальцев по стволу дерева, – хавира, гнездо, стало быть, ее, и коль она с него слетела молчака – значит, чужой человек.
– А когда же она орет? – спросил Георгий.
– Это если животина какая-нибудь тут отирается.
– А от своих, значит, не улетает?
– Так зачем ей от нас лететь, если мы ей хавать даем. То есть кормим.
Георгий погонял под подошвой камешек, повыпендривался, так сказать, чтобы не делать паузу слишком скучной, потом спросил:
– А откуда вы знаете, что я ищу именно вас?
– Листопадовка – не Париж.
Он стал сворачивать «козью ножку». Однако табаком ее не начинил, а, сделав коленце у самого верха, взял в рот и устроил в зубах ей вирюхление. И так, если признаться, это нервировало Георгия, что он вдруг сказал:
– А чего же не закуриваете?
– Вредно, – просто ответил Прыга. – Болезнь какую-нибудь наглыкать можно. А зачем это трудящемуся человеку?
– Вот про ваш труд я и хотел с вами поговорить, – произнес Георгий и пригласил присесть на береговой терраске.
Прыга выслушал суть письма с тихой, этакой снисходительной улыбочкой, пару раз поднимал большой палец, чтобы молчаливо похвалить автора байки, потом – уже в конце – хрипловато захохотал.
– Лев Толстой и – не меньше! – воскликнул. – Вы его в Союз писателей примите.
– А кого? – спросил Георгий. – Ведь письмо анонимное.
