Но ничего стоящего – по его разумению – не попадалось, и потому он продолжал ездить на такси, которое дежурило у его подъезда днем и ночью.
Среди «ратоборцев» выделились трое. Вернее сказать, они бригадирили над остальными. Первым, конечно, был Матвей Субачев, в прошлом прапорщик, исшрамленный до той неимоверности, с которой была списана пословица, что на нем живого места нет.
Но живые места не нем были. И первым таким местом была, конечно, глотка. Так, как орал Субачев, не мог никто. Его через Волгу было слышно.
А вот петь не то что не умел, а не желал.
«Пусть те поют, – говорил он, – кто независьку держит за сиську. А мы – люди подневольные. Нам только орать».
И орал.
А вот Захар Уваев, наоборот, молчун. Спросят – ответит. А сам сроду беседу не затеет.
Захар – классный водолаз. По некоторым сведениям, он служил на флоте, потом долго в составе ремонтной бригады елозил по закаулкам гэсовской плотины.
В воде осетры признавали его за своего.
Но в Волжском, где он обитал, жизнь его осложнилась неудачной женитьбой. А поскольку это все было совершенно малоосмысленно, то вскоре он, как привыкший делать глубинные оценки, пришел к выводу, что дети, которых ему, возможно, наплодит жена, будут разных народов.
Потому тихо оставил ее и мирную передышку решил сделать в Светлом, где у него жила тетка.
И недавно, справив не очень веселую годовщину своего развода, он – в пивнухе – и повстречал Триголоса.
За чаркой нашли, что они друг другу нравятся.
Так Уваев стал «твилосцем».
Знакомство с Тюсиным натягивает на что-то детективное.
Жорка неведомо с кем и, главное, зачем приехал как-то по большой пьяни в Светлый, естественно, без копейки денег в кармане.
Вывалили его, видимо, все же собутыльники на берегу, а сами отбыли по только им ведомому назначению.
Жорка долго промигивал то, что нарезывалось на глаза, потом спросил одного мальчишку:
– Куда меня черти занесли?
А тот ему:
– Спроси у кобеля, а у меня опосля.
Вредный пацан попался. Явно без понятия. А кобелек рядом действительно был. И такой же бесприютный, как он сам.
– Ну что, кутя? – спросил его Тюсин. – Вместе будем ночку коротать?
И они, угревшись, уснули с тыльной части магазина, в котором торговали водкой из-под полы.
Жорка проснулся от ощущения, что кто-то стал ему подошвой на морду. Вскинулся: так и есть. Чья-то нога в сапоге прищемила сразу обе щеки.
Ну, а поскольку это сочиняло некое неудобство, Тюсин и повернул ее в обратном направлении.
И в тот самый момент прибежала сторожиха со свистком.
Переполох.
Доспал уже в милиции. А утром стало известно, что это благодаря ему магазин не обчистили. Тот, кому он вывернул стопу, выдал своих товарищей, и теперь у них будет личное время на восстановление доверия друг к другу.
И вот там, в милиции, полковник Курепин и спросил:
– А чем вы занимаетесь?
– Сном да голодом, – ответил Жорка. – Вот ночью спал – не дали. Теперь есть хочу – тоже, похоже аппетит перебьют.
– Я вам вот что посоветую, – сказал Аверьян Максимыч. – Пойдите вот по этому, – он черканул на бумажке, – адресу, и там вас покормят.
Так Тюсин оказался у Триголоса.
Сейчас тут ни этих троих, ни других прочих не было. И потому Триголос развлекался с теми, кто есть.
– Ну что, Витек? – спросил он Зубка. – Жим-жим играет?
У того вздутие на шее само собой образовалось. Да что же это его этот нескладач так перед бабой позорит?! И вместе с тем рвать при ней зуб было по меньшей мере неразумно. Как-никак, а пропивание достояния собственного скелета – дело интимное.
