Маня и Волк - страница 30

Мой отъезд на учебу в другой город и так был воспринят как намеренная попытка убежать и, положа руку на сердце, стоило признать, что так оно и было на самом деле. Я специально подавала документы в институты в других городах, хотя мама просила подать в нашем городе. Для галочки я так и сделала, но молилась небесам, чтобы в местные меня не взяли, хотя надежды те были напрасные, с моими баллами я проходила на бюджет.

Дав «взятку» родителям, что поступила по специальности, по которой они хотели, я рассчитывала «подсластить пилюлю», но зря, это смягчило ситуацию только на первое время, потом, когда стало известно куда я поступила, началась моя «черная ночь», потому что меня приняли и в местный институт, и в столичный, и маме, как оказалось, было совершенно все равно на престиж учебного заведения, она требовала, чтобы я училась тут, обещая, что ни копейки мне с собой не даст, но тогда меня поддержал папа и почти каждый месяц присылал сколько мог, но я как могла все равно подрабатывала.

Постепенно мама смирилась, выжидая, когда закончится моя учеба и я вернусь, но я не вернулась. Тут настал второй этап безумия. Мама ругалась и скандалила, папа расстроился и в очередной раз запил. Ну, со слов мамы из-за меня. С каждым днем я сдавалась, склоняясь к тому, что стоит все же вернуться, ведь по специальности я все равно работать не собиралась, эта профессия была просто не для меня, и работала я в местном салоне красоты. У меня остались в Москве друзья, которые регулярно звали обратно, но последней точкой в моем решении стала бабушка.

Отношения у мамы с бабушкой всегда были, мягко скажем, натянутыми, а не мягко — ужасными. Они, казалось, ненавидели друг друга, но бабушка умудрялась еще и не любить собственного сына, но, к всеобщему удивлению, любила меня. «Бабушкиной дочкой» называли меня в шутку, но шутка та была лишь на первый взгляд легкой, на самом деле моя похожесть с бабушкой стала моим бременем и особой виной перед мамой. «Вся в свою бабку ведьму», «их порода», ну и еще множество похожих эпитетов. Все мои «таланты» и «способности» были от бабушки, и за них я тоже почему-то чувствовала вину и стыдилась, стараясь лишний раз не отсвечивать. Все было не просто, бабушка тоже, несмотря на хорошее отношение ко мне, умудрялась ругаться не только с мамой, но и папой. Порой мне казалось, что я нахожусь в окружении старых детей, конфликтующих из-за всякой чепухи. Ну, лично для меня все их разборки казались нестоящей конфликтов чепухой, но то для меня. Мама жа не забывала обновлять в моей памяти события из ее прошлого о том, как поступила бабушка, когда родился брат, как она обижала маму и какие жестокие слова ей говорила. В такие моменты мне хотелось извиниться за бабушку, и я стыдилась проявлять к ней симпатию, старалась лишний раз не звонить, но что-то общее было между нами, что было только у меня и у бабушки, какой-то пазл души, который был от нее и который я не могла просто вырезать из себя и выкинуть, поэтому, так или иначе, с бабушкой я все равно общалась. Поэтому, когда она сломала шейку бедра, я поняла, что наступило время возвращаться, потому что никто не будет заботиться о ней, кроме меня.

Отработав последние недели, я получила расчет и вернулась домой, проведя последний год с бабулей. Год прощания. Бабушка была уже другой, не той, что в детстве, эта бабушка была призраком себя былой, но ее высохшие руки и волосы, ее упрямые и любящие глаза хранили память той жизни, того прошлого, свидетелями которого мы обе были и в которое нам не вернуться больше никогда. Когда мне было плохо, бабуля накрывала меня большим покрывалом, кутая в него как в пелену и затаскивала к себе на колени. Стыдно вспомнить, но я, наверное, лет до десяти рыдала на ее руках, закутанная в покрывало, потом она меня уже на руки поднять не могла, но в покрывало кутать все равно продолжала. Было в ней что-то восточное, благодаря чему она всю жизнь проходила в платке и меня в него пыталась завернуть, но я не хотела, а сейчас мне остро захотелось во что-нибудь завернуться, поэтому, вытащив большой стеганый плед с абстрактным рисунком гор и солнца, я вышла на терраску и, закутавшись в покрывало, забралась в кресло.