Пристройка от дома отошла, а она – важная часть. Крупная. Она тоже дом, только летний. В пристройке – дверной проем, чтобы сквозь него попадать в то жилище, что когда-то и в зиму умело хранить тепло. Снизу бревно проема стоит вплотную к бревну дома. А наверху отошло на полметра. Да и крыши в пристройке не осталось совсем, больше дыр, чем крыши.
И – не трагедия.
Полметра дыры изнутри заколотили фанерой. Смотрю и думаю: стянули гвоздями дом плотный и дом легкий. Но оба, оба они легки, нет плотности в нашем жилище. И посмотрите же, что внутри!
А внутри пристройки поработал незатейливый гений: вдоль всей крыши натянул толстые веревки. На одной стене повыше, на другой ниже. С уклоном.
Огромный лист полиэтилена натянут теперь под дырами в небо. Эту толстую пленку перекинули через витые веревки и прищепками к ним прикрепили. Взяли обычные бельевые прищепки, много. Теперь домашней утвари не страшен дождь. С плотной пленки вода будет стекать свободно, уклон рассчитан точно, значит, не задержится вода, побежит вон к тому желобку, а затем в землю.
– Вы раз в год на месяц приезжаете, зачем вам тут новый дом?
– И правда.
Прохожу в пристройку под прозрачную пленку. И вдруг – кружится голова. Хватаюсь за стремянку, что висит поперек от стены до стены. Кажется, я еду, еду. И через крышу видно небо.
Кабриолет.
Птенец сороки упал из гнезда. И такой крик поднялся по округе, такая рассыпалась птичья тревога! Крупные нарядные птицы закружили вокруг бедолаги, защелкали, заголосили, запричитали, наставляя.
– Не выпускайте животных на улицу, у вас рядом с кучей сороки птенца караулят!
Куча.
В тот год, когда эти края впервые открылись для нас, мы с опаской вошли на участок, заросший травой в рост человеческий. Прямо перед домом красовалась липа с ветками до земли, словно приглашая: берите, живите, соглашайтесь, не упустите!
– Вот тут, под липой, хорошо бы поставить зонт и шезлонг под ним, так тут красиво, – сказала почти хозяйка, и ее старший сын обрубил нижние ветки, чтобы стало липе полегче.
– Да, поставим, – согласился почти хозяин и в первый же день своего владычества вынес из дома нечто, положил под липу, благо рядом с дверью в дом, и сказал: – Пусть пока тут полежит. Потом уберу.
С тех пор прошло пятнадцать лет.
Каждый день нашего пребывания в этих краях куча подрастала то на доски, то на гнилые бревна, то на кирпичи, а то еще на бог знает какую непонятную утварь. А в этом году она торжественно увенчалась старым диваном с откидными валиками. Диван, обитый протертым гобеленом, совсем распался, пружины выскочили, за что он и был удален из сеней, где служил лежанкой для прочего хлама. Непочтительно брошенный на бок во двор, теперь он наконец промоет себя дождем, продышит ветром.
И вот куча громоздится под липой прямо напротив входа в нашу разбитую лачугу, но никто не задирает хозяина участка. Разве стоит огорчения мужа какая-то куча, пусть даже напротив ворот? Другое дело, если бы речь шла о чем-то серьезном.
– А вы бы своему сказали, чтоб разобрал.
Улыбаемся.
– Где же птенец?
– Да они переместились! Они его переводят, окружают втроем и вразвалку ведут. Видно, не удается поднять – тяжел.
– Втроем? Значит, не просто родители, а еще и сородич с ними…
– Да, всем миром спасают дите.
А люди?
Холод наплыл, просочился под крышу.
– Что будет, если все же растопить эту печь? Ребра дрожат.
– Посмотрим, что будет. Топить?
