– Утром.
Небо в закате розовое, облака перистые – и впрямь птицами. Прохладно на улице, но все же теплее, чем в доме. Фундамента нет, из-под пола ползет сырость. Сильно подвел июль.
– Почему утром?
– Протопим, подсушим, потом проветрим, если будет жарко. А печку точно не опасно трогать?
– Увидим.
И правда.
– Хозяева! Кто дома?
Проходит, садится. Угощаем чаем. Рассказывает: на пенсию выходить нельзя никак, тогда не купить подарков внукам. Вот и работает – в следственном изоляторе медсестрой. Неподалеку, в маленьком городке. Тут вон в деревне вскрыли бабкины сундуки, вещи перебрали, просушили, и она на работу отвезла. Людей в изолятор привозят то без одежды, а то лучше бы ее не было. Или приходится сразу жечь, вот и годится все. Отдала, так еще просят. А нет больше. Почему трудно, работа как работа, она довольна. И хорошо платят, двенадцать тысяч в месяц.
– Двенадцать?
– А ты получаешь больше?
– У меня есть вещи крепкие. Возьмешь?
– Еще как возьмешь!
Ребра впрямь ходуном ходят.
– Давай пройдемся под закатом?
Идем молча. Думаю: она довольна. Работа есть, на что купить внукам – тоже. Силы на внуков еще остаются. Идет, улыбается небу. Потом руками всплеснула и бегом домой – бак с печи снимать. И машет мне от забора:
– Прогуляемся в другой раз.
И правда – солнце село.
– Дом пониже к реке хорош, участок с горкой. Это один из села себе землю в деревне купил, мол, там дом, а тут дача. Говорили ему: «Не бери тот кусок земли, а если что, ставь дом на горочке». Нет, разбил на горке сад, а дом поставил внизу. Обнес участок изгородью, в землю ввинтил забор, чтоб век стоял. И теперь с каждым паводком дом к забору плывет, по чуть-чуть приближается. Скоро будет и дверь не открыть.
– Да ладно. Не может быть.
– Пойди посмотри.
Тут вообще земли плывучие.
Рассказывают, в деревне много лет назад жил гробовщик. Колотил гробы с утра до ночи. И хоть брали его гробы по надобности, все равно, сторонился его народ. Мол, что за любовь у него странная. Колотил бы сундуки, в них век надобность.
Каждый год гробовщик гробы сушил. Вытаскивал их на улицу. Деревенские как увидят гробы, так пугаются. Всю жизнь нам, говорят, забыться не даешь. Вроде даже и Старец к нему приходил, говорил, мол, люди жалуются. Слишком частые про смерть напоминания.
И случилось однажды – гробы гробовщик выставил, да приболел. И свезли его в больничку дальнюю.
А тут дожди. И не просто дожди, затяжными ливнями. И вот как-то утром народ пошел коров выгонять, глядь, а рекой гробы плывут – новенькие, нарядные.
Так по реке и отправились.
Тут как раз перекрестился народ, повеселел, праздник спраздновал.
А гробовщик выздоровел, вернулся домой. Видит, там пустота, все припасы река сплавила. Так он сам к Старцу отправился, не побоялся болот. Помоги, мол, вернуть законное.
– И что? Кому они нужны, гробы?
– Говорю же, гробы крепкие. Их все до одного вниз по течению повылавливали и к нужному делу пристроили. Кто подобрал под свой размер, кто припрятал себе на чердак, а другие так по хозяйству приладили.
– И что Старец?
– А вот тут по-разному сказывали.
Кто говорил, он пометил дома и все гробы велел вернуть хозяину. Другие помнили, что прогнал Старец гробовщика, чтоб и дорогу к нему забыл. Мол, забудь, раз товар твой река взяла, да и говорил я тебе.
Были в этой истории еще третьи. Те боялись про это рассказывать.
– И что они?
– Раз теперь никто не боится, значит, вымерли.
