Старушка стоит, рот поджат, руки на груди как узлом завязаны. Перед ней другая, приезжая.
– Ничего, поменяются со временем. А вы в церковь-то ходите?
– Нет, они уж не поменяются. А мы молиться и не обучены.
– Если матери не собирают, детям что остается? Разбрасывать.
Шутит со мной река, морочит ясным днем. Пугает ледяными потоками – невидимыми, глубинными, а потом ласкает теплом поверхностным. Небо над ней молочное, на другом берегу – марево.
– Дети наши-то уж в церковь пошли.
– Значит, их дети и соберут разбросанное.
– Выходит, после нас все?
– Выходит, это главное.
Плыву вдоль берега, голоса летят, а я смотрю в непрозрачную воду. Бывает краса далекая, только вблизи не то. Или обманная, или опасная. Но бывает другая, животворящая.
А по берегу расцветают лилии. Тянутся из глубины, поднимаются над водой чашечками и небу медленно раскрываются.
Растет красота будущая.
Прав был молодой иеромонах, есть у меня друзья. Поделилась с ними радостью, и они ее причаститься хотят. Поеду в городок, к тому ящику денежному, которого у нас и быть не должно, а вот на тебе.
Муж занят с утра, и правда, скоро отъезд. Еду в машине одна, отвыкла, побаиваюсь. Но вот полчаса всего – и освоилась. Как быстро вершатся наши переключения.
Туда и обратно – вот он, храм. Перед ним – доски новые, пленкой прикрыты, а сверху камнями придавлены. Идет иеромонах, издалека завидела, кланяюсь.
Заходим в храм, все отдаю. Передаю прошения. В храме тихо, он весь сейчас под бывшей колокольней, ему бы расшириться. Впрочем, тут и так благодать, пару лет назад ничего еще не было.
– Я хочу вашим друзьям икону подарить, – говорит батюшка, – чтобы их прошение исполнилось.
И мне выносит такую икону, что я смотрю, и даже ноги подкашиваются.
– Такая щедрость, батюшка!
– Вы и ваши друзья, если молитва вам нужна, звоните мне и днем и ночью, только если служу, не отвечу, так перезвоню потом, и буду молиться о вас.
Еду домой и думаю: сила неба в этом обещании.
Приехала, смотрю, жара всех по домам разогнала, даже синь, и ту выбелила. И вдруг звонок – звонит батюшка.
– Вам-то я забыл передать подарочек!
– Да мы и без того в благодати все!
– А что, если я заеду вечером?
– Так, может быть, и поужинаем?
Сижу на восьмой ступеньке, смотрюсь в небо сквозь прорехи крыши и радуюсь как-то вширь, словно землю руками обняла. Думаю, лицо у меня наверно сейчас глуповатое.
Улыбается муж, наряжается дом. К ужину к нам пожалует батюшка.
– Вечер добрый, соседи, пойдете ли за росой?
– А что это вдруг?
– Это день такой, день великих целебных рос. В этот день роса для глаз полезная.
Небо сегодня дивное, лазоревое. Ему не разыграться, не расписаться картинами заката – ушли облака, вот и поблескивает небо красками затейливо, едва проводив солнце. Розовая полоса прозрачна, за ней лазурь, кажется, будто весь горизонт состоит из прозрачных воздушных шаров, которые парят медленно, лениво сталкиваются и скатываются вниз или взлетают, как в детской игре.
У соседей пропал пес, похожий на пуделя белого цвета. Бегают, зовут, в малое село собираются. Вдруг подружку нашел?
– Тогда бесполезно звать кобеля, – соседка сокрушается и тут же снова выкликает свою собаку.
Часа два ищут, потом стихают. Кто-то сказал, мол, искать не надо, как ушел, так и вернется.
Думаю: иные и людей так не ищут, и правда – ушел и ушел. Кто смирился, а кто не испугался еще. Вот и бездействуют.
