– Ох какие горячие! Не зря говорят – «плакала горючими слезами», – пошутила Маша. – Может быть, ты сегодня получила двойку?
– Не-ет, – навзрыд отвечала девчушка.
– За тобой никто не пришел, тебя некому отвести домой?
– Я одна… о-одна всегда хожу!
– Так почему же ты плачешь?
Вместо ответа первоклашка разразилась новым потоком слез, причины которых сама, похоже, не понимала. В утешение Маша стала гладить девчушку по голове и вдруг заметила, какой у нее горячий лоб – он просто обжигал руку.
– Да ты заболела! Пойдем, я отведу тебя к медсестре…
Медицинский кабинет находился на этом же этаже, рядом с учительской. Пробыв там с девчушкой до тех пор, пока медсестра не дозвонилась ее бабушке и не сообщила, что у внучки температура под сорок, Маша отправилась наконец за мелом. Но от этого приключения ее собственная голова разболелась хуже некуда. Да что в школе, эпидемия, что ли, какая началась?
Машу отпустили с последнего урока. Когда она спустилась со школьного крыльца, во дворе под опавшими ясенями уже прогуливалась с коляской Катерина. Она часто приходила сюда, совмещая приятное с полезным – прогулку для ребенка и собственную встречу с подругами.
По всем девичьим законам, Катерина должна была пользоваться среди одноклассниц уважением, граничащим с притягательным ужасом. Ведь она еще в восьмом классе забеременела, в девятом родила, и вот наконец в десятом ходит с коляской! Она уже человек иного социального уровня, иной физиологической формации – не девчонка, а женщина, молодая мать. Но сама Катерина отнюдь не смотрелась вылупившейся из гусеницы бабочкой. Она похудела, осунулась, была нервной и озабоченной: маленький Данилка часто болел. Причем с виду Катерина продолжала оставаться хиппи, по-прежнему носила рваные джинсы и распущенные длинные волосы, нечесаные да плачущие по шампуню.
Однако причина такой небрежности теперь заключалась в другом: если прежде Катерина стремилась выделиться, заявить кому-то какой-то протест, то в данном случае ей просто не было дела до собственной внешности. С недавнего времени Данилка занимал все ее мысли. Несмотря на свою кажущуюся беспечность, Катерина очень переживала за сына, который действительно подавал повод тревожиться. То у него кожное раздражение, похожее на лишай, то зубы долго не режутся, то подозревают искривление позвоночника… А вот теперь еще прибавился нервный тик – навязчивые движения, как будто ребенок нарочно гримасничает. Пришибленность несчастной от всего этого Катерины лишала ее в глазах подруг романтического очарования героини, дерзко поправшей своим ранним материнством общепризнанные правила. Ей сочувствовали, но не уважали. Маленького Данилку жалели, вызывались с ним погулять, пока Катерина сходит в аптеку или еще куда. Ленка Малютина все время консультировалась со своей матерью-врачом, передавала ей Катеринины вопросы и в следующий раз излагала в школьном дворе полученные рекомендации.
Но сейчас Ленка еще оставалась в классе, вышла только Маша. Обрадованная ее ранним появлением, Катерина развернула коляску и покатила ее навстречу подруге.
– Марусь! Чего это ты, типа, раньше времени?
– Отпустили, – выдавила из себя Маша. – Голова что-то болит.
– Ах вон чего! То-то я, блин, вижу, что ты какая-то смурная. Я ведь, типа того, привыкла, что ты всегда улыбаешься!
– Ну и не отвыкай… Пройдет голова, я опять буду улыбаться!
