…У Али же ее новорожденный брат вызвал бурный, зачарованный восторг: он был таким же крупным, как ее игрушечный мишка, спокойным, на головке его сиял светлый хохолок мягких волос. Она пленительно – тревожно описала в своей тетрадке приближающийся час его рождения, но горько пожаловалась в конце, что целые «полчища дам – фей, (*Наверное она восприняла рождение брата как сказку, не иначе! – автор) прибежавшие с бельем, простынями и платьем к Марине, в конце концов, выпроводили ее из дома, уведя к соседям», и как он появился, она так и не узнала, тем более что никакого шума и крика из комнаты не слышалось. Тяжелые свои роды – довольно поздние, за тридцать – Марина перенесла мужественно, без единого стона, и только потом узнала, что не случись Сергею найти быстро доктора Г. Альтшуллера, они могли бы потерять младенца. Он родился обвитый пуповиной и не сразу закричал..
Аля любила брата. Иначе просто не могло быть. Впрочем, слово «любила» весьма мало подходит для выражения сути их отношений. Она принимала и понимала его натуру, его ужимки, повадки, улыбки, почти с полуслова, с полу – взгляда, жеста. Ходила гулять с ним и безропотно совершала многочасовые поиски хвороста, чтобы согреть ему ванну к вечеру, упорно пичкала его сладкой смесью (крупного малыша рано пришлось прикармливать) и кашами, которые он не любил. Рисовала для него на бумаге смешных человечков и солнышко со щеками, которые он старательно закрашивал красным карандашом. Она спрашивала: «Что это, Мур, румянец? Он, двухлетний, не вынимая карандаш изо рта, важно отвечал, пыхтя: -«Нет, это сиянец..» Сколько забавных словечек, эпизодов его детской жизни записывала в свои тетрадки Аля, не сосчитать!
Мур и сам любил Алю – более сдержанно и более – молча, как и подобает маленькому мужчине, но когда она болела или хмурилась – первую конфету или пирожное нес ей, гладил ее по лицу ладошками и не шел спать, допоздна засиживаясь возле нее, несмотря на ворчание отца и недовольство Марины. Они дрались иногда, не поделив, чего – нибудь: карандаша, красок, бумаги, картона, пирожного.. Но все это было по детски, весело безобидно, на полчаса.
Аля серьезно обиделась на брата лишь один раз, когда он, расшалясь совсем уж непозволительно, порвал ее любимую книгу. Марина, обычно никогда не решающаяся даже голоса повысить на своего долгожданного любимца, в этот раз сама рассердилась несказанно, чем Мур был явно озадачен. Он мгновенно притих. А Аля поняла, что Марина вовсе и не делает Мура «центром земли», как ей казалось раньше.. Просто он еще очень мал. Подумав об этом, Аля немедленно пошла просить у Марины прощения за хулигана.
Она знала, что он не любит играть с девчонками, немного важничает перед ними – может быть, от затаенной робости? Однажды спросила его с улыбкой:" Как же ты играешь со мной, ведь я девочка?» На что Мур глубокомысленно ответил, засунув палец в рот: «Ты – моя Аля!» Против этого ей нечего было возразить!
Ежедневные заботы о быте семьи поглощали почти все Алино время. Она постоянно помогала матери: стирала, убирала, топила печь, искала хворост, носила воду из колодца.
Марина очень тяжело переживала, что у дочери вместо кистей и красок, книг и карандашей в руках постоянно ведро и тряпка, кастрюли, молочные бутылочки и утюг, но она сама и была «кухаркою» не меньше Али – денег на домашнюю прислугу не всегда хватало, почти все делали они вдвоем. Сергей постоянно отсутствовал, он учился в Праге, а когда приезжал на выходные домой, то и Марина, и Аля заставляли его больше отдыхать: на фоне общего переутомления у него, к тому же, развивалась сердечная астма. Марина писала о ней в своей
