– До свидания, – попрощался с врачом Быков. – В другой раз сыграем.
– Непременно, непременно сыграете, а пока – прощайте. Слушайте утренние новости. – Юрковский повел Быкова наружу.
Идти пришлось к самому пирсу. Пропустили, часовой даже под козырек взял.
– Ты не упади смотри, – предупредил Юрковский.
Из темноты выплыл катер, катерок даже, маленький, вертлявый.
– На нем? – не мог поверить Быков.
– Сто метров. Кабельтов – по-морскому. Вытерпишь?
Действительно, плыли всего ничего. До самолета-амфибии, что ждал их неподалеку. У люка их встретили, помогли забраться, с чемоданом было бы неловко.
– Можно взлетать, Владимир Сергеевич? – Летчик лихой, довольный. В три часа ночи, а довольный.
– Можно. – Узким проходом они прошли в салон.
– Однако, – только и нашел что сказать Быков.
– Нравится?
– Шахрезада, тысяча и одна ночь.
Салон занимал почти весь фюзеляж. Стол, диван, несколько кресел, даже буфет. Никакого пластика, дерево, кожа, шелк.
– Ты садись, садись, космопроходец.
Быков сел. Приятное кресло, в меру мягкое, в меру упругое. Тихо загудели турбины, гидроплан приподнялся на подушке, понесся вперед. Быков глянул в иллюминатор, не надеясь увидеть момент взлета, а просто – посмотреть.
– Видно что-нибудь? – Юрковский сидел вольно, свободно. Отдыхает.
– Темно.
– Ничего, Алексей. С завтрашнего дня светомаскировка станет историей. Вернее, с сегодняшнего. – Он потянулся, и Быков понял, что Юрковский устал. Очень устал.
– Как – историей?
– Сюрприз. Для всей страны сюрприз, но тебе скажу то, что остальные узнают в семь ноль-ноль по московскому времени. Атлантиды капитулировали. Все, конец, finita. Как напишут в газетах, последняя цитадель империализма пала. Жизнь входит в мирное русло. Приходит время наград. Давай, Алексей, верти дырочку в кителе.
Гидроплан прекратил набор высоты, теперь летели гладко, неколебимо.
– Дырочку?
– Или даже две. Наверное, две.
– Ты расскажи, что происходит, пожалуйста, только серьезно.
– Серьезнее некуда, дорогой. Мы вернули свое, Аляску и Калифорнию, Мексика – Техас, Южные штаты будут преобразованы в Свободную конфедерацию, Северные обретут независимость, каждый штат станет отдельной страной.
– Так быстро?
– Революционный порыв рабочего класса Америки плюс гений генералитета. И вот, покончив с ратными делами, правительство решило воздать должное отважным покорителям Венеры. – Володька часто говорил с иронией, но сейчас он пытался говорить с иронией. Или просто кажется – от недосыпа, от случившихся событий?
– Нас всех собирают? Весь экипаж «Хиуса»?
– Всех, всех. Даже Иоганыч будет, медицина дала добро.
– И Миша?
– Разумеется, куда мы без него? Должен уже приземлиться. Миша наш вместе с Ляховым там летали, наверху. Обеспечивали господство в космосе. «Хиус», он целой флотилии стоит. Хотя, конечно, флотилия тоже без дела не осталась. – Юрковский встал, подошел к буфету. – Выпьем, Алеша? Шампанского? «Абрау Дюрсо», урожай шестьдесят шестого года. Знатоки хвалят.
– Не хочется. И поздно, то есть рано.
– Надо, надо. А то хозяин этого ковра-самолета обидится. – Юрковский по-гусарски хлопнул пробкой, пена просто клокотала. – За нас, Алеша. Сегодня – за нас.
Они выпили по бокалу, и Юрковский вернул бутылку в буфет.
– Или ты хочешь еще?
– Нет.
– Тогда я сосну, Алексей. Запарился. Нас утром примут, ранним утром. – Он снял пиджак, устраиваясь на диване, вытянул ноги, чтобы не помять безукоризненную стрелку. – Да, знаешь… Вроде обычая такого… Ты на одно желание имеешь право…
