Масленица - страница 2

– Вот спасибо тебе, товарищ, – язвительно ответил Егор, – ты всегда знал, как человеку настроение поднять.

– Но в любом случае ты там особенно не расслабляйся, – наполовину в шутку, наполовину всерьез заявил Ткачев, – мы тебе, если что, звонить будем. Ну, ты, Егор, сам понимаешь, производственная необходимость не терпит отлагательств. Мало ли что взбредет в опытную голову нашего нового директора. Ты ведь за границу не уезжаешь?

– Скорее всего, нет, ну а там, как получится.

– Я тебя понял, – деловито произнес Игорь, – ладно не буду больше тебя отвлекать, еще раз сердечно поздравляю тебя с днем рождения и до встречи на «узких тропинках офисных полей».

Произнеся эти слова, Ткачев громко засмеялся в трубку. Егор хорошо знал, что Ткачев имел своеобразную привычку громко смеяться. Его смех слышался и в соседних кабинетах, и даже в коридоре. Может быть, тем самым он желал казаться более независимым и раскованным, играючи решающим сложные финансовые вопросы и не принимающим близко к сердцу рабочие проблемы. Возможно, именно так и было. В любом случае многие, хорошо знающие Игоря, попадая к нему в кабинет и обсуждая какие-либо рабочие вопросы, тоже начинали громко смеяться, и тогда из кабинета руководителя финансового департамента раздавался дружный мужской хохот.

Поддерживая начальника, Егор тоже засмеялся в ответ.

– Ну, все, пока, – отчеканил Ткачев.

– Пока, – ответил Егор и бросил трубку на кровать.

Егор не очень любил разговаривать по телефону со своими руководителями, даже если они относились к нему почти что дружески. Он всегда чувствовал, что все равно ему приходится не быть, а играть, именно играть роль товарища, коллеги и прекрасного специалиста. Он ясно осознавал, что в случае производственной необходимости его могут быстренько заменить другим прекрасным специалистом, произнеся на прощание трогательные слова о том, как на самом деле приятно было с ним работать. И понимая это, а также то, что поиск новой работы принесет ему еще больший душевный дискомфорт, он вынужденно, как и любой здравомыслящий человек, подстраивался под те условия, в которых ему приходилось находиться ежедневно.

Но, принимая эти условия и подстраиваясь под них, Егор в глубине души чувствовал себя неуютно и тесно в этих узких замкнутых рамках пустого офисного пространства, где совершенно нет места для искреннего полета души. Может быть, для многих эти слова покажутся пустым звуком, но только не для Воронцова Егора.

Егор родился во времена, когда Советский Союз еще являлся мощной, сильной и наводящей ужас на весь мир империей, но уже начинавшей постепенно клониться к закату. Воспитание Егора прошло в духе всепоглощающей коммунистической идеологии: под висевшие в коридорах школы ленинские лозунги «Учиться, учиться и еще раз учиться» и «Мы придем к победе коммунистического труда», под барабанную дробь пионерских линеек, под слаженный школьный хор, под обязательные горны и «Зарницы», под пробирающий до мурашек Гимн Советского Союза по утрам.

Впитывая в себя, словно губка, всю глубину коммунистической пропаганды, Егор, уже после развала советской империи и будучи в достаточно зрелом возрасте, понял, что отсутствие общегосударственной идеологии и объединяющей народ национальной идеи делает развитие государства и общества бессмысленным и бесперспективным. Возможно, по этой самой причине ему были смешны и корпоративные порядки, разрозненно внедряемые в отдельных крупных современных компаниях, старающихся бездумно копировать поведение своих западных коллег и хозяев. Ему казались смешными и развешенные по офису таблички с написанными на них корпоративными принципами и целями компании, которые на самом деле помимо обогащения отдельно взятых лиц и привлечения денежных средств иностранных инвесторов не могли иметь для общества никаких положительных результатов.