Мать Мария - страница 3
Да,
Народ, ее «любимый» народ восстал. В стихах рождается образ «крылатого странника», который «протягивает» для битвы «меч и латы», «велит опять начать мятеж».
Но, Боже, какие силы нужны, чтобы вынести этот Крест мятежа, чтобы преобразить хаос и заслужить «милость».
Чутко понимает Елизавета Юрьевна, что эти, казалось бы столь «земные дела», как война, революция – борьба за право, являются вехами влечения человечества к «нездешнему свету». И сейчас, когда так перемешались грех и святость, милость и право, народы должны принести покаяние:
Без покаяния нет Креста, преображающего все. Грех, покаяние, крест – таков путь человеческий.
Через 20 лет, когда в мае 1940 г. немцы вторгнутся в Бельгию и Голландию, мать Мария в кружке Фундаминского будет говорить о проклятии времени, о безумии истории. «Но время и историю можно победить прорывом в вечность, религиозным подвигом. Время – линия горизонтальная, религиозный взлет – вертикальная. Их пересечение образует крест. Крест – освобождение, «легкое бремя»» (Из дневника К. Мочульского).
Одним из достовернейших художественных свидетельств этой огненной поры является поэма А. Блока «Двенадцать». Позволим себе сделать несколько сопоставлений со стихами Кузьминой-Караваевой из цикла «Вестники».
У Блока – «Ветер, ветер на всем Божьем свете».
У Кузьминой-Караваевой – «Душу вихрями уносит…»
У Блока – конкретная гримаса революции – убийство Катьки-проститутки одним из Двенадцати.
У Кузьминой-Караваевой – сконцентрированная символика «лат и кольчуг» народа, поднимающегося на «мятеж».
У Блока – народное паясничанье: «Эх, эх, без креста!».
У Кузьминой-Караваевой – «Ты в небе снова Крест воздвиг».
Два переживания и оправдания революции:
Кузьмина-Караваева:
А. Блок:
Два наичувствительнейших человека свидетельствуют об эпохе. Но он приближается к концу земной жизни, и поэтому сил хватает только зафиксировать видение «В белом венчике из роз»:
«Кружила метель. Фонарь тускло поблескивал сквозь столбы снега. Не было ни души. Только ветер, снег, фонарь… Вдруг Блок сказал:
“Так было, когда я писал "Двенадцать". Смотрю! Христос! Я не поверил – не может быть Христос! Косой снег такой же, как сейчас.”
Он показал на вздрагивающий от ветра фонарь, на полосы снега, света и тени.
“Он идет. Я всматриваюсь – нет. Христос! К сожалению, это был Христос – и я должен был написать”»
(Из воспоминаний Н. А. Павлович).
В Дневнике Блока за 1918 г. есть авторский комментарий в ответ на услышанное мнение, что он «восхвалил» Христа:
«Разве я “восхвалил”? Я только констатировал факт: если вглядеться в столбы метели на этом пути, то увидишь Иисуса Христа. Но я иногда сам глубоко ненавижу этот женственный образ…» И дальше: «Религия, грязь (попы и пр.) странная мысль этих дней: не в этом дело, что красногвардейцы “недостойны” Иисуса, который идет с ними сейчас, а в том, что именно Он идет с ними, а надо, чтобы шел Другой».