– Кшесинская, ваше величество, – тут же отозвалась наставница женского отделения балетных классов мадам Лихошерстова. – Матильда Кшесинская.
Феликс Иванович гордо выпрямил спину и огляделся. Мол, все слышали, что о моей принцессе сказали Их Величества! Вот так-то!
* * *
После экзамена всех собрали в зале большого репетиционного помещения для представления каждого из выпускников лично царским особам. Они стояли в костюмах, в которых выступали на сцене. Вероятно, так императору было легче вспомнить, в какой роли он их только что видел. Согласно традиции, сначала должны были представить воспитанниц-пансионерок драматического и балетного отделений, которые проучились все восемь лет на средства императора, потом приходящих учениц, коей была Матильда, а потом в той же последовательности выводили на поклоны мальчиков. Зная, что она будет представлена самой последней среди девушек как приходящая ученица, Маля не удивилась, что мадам Лихошерстова поставила её во второй ряд, где она со своим маленьким ростом совсем скрылась за спинами выпускниц. Все стояли, замерев в ожидании царской семьи. Стояли на изготовке и преподаватели во главе с директором.
Войдя в зал, император огляделся и вдруг звучным голосом, нарушая все традиции, недоуменно спросил:
– А где же Кшесинская?
Это было полной неожиданностью. Девушки, недовольно оглядываясь на Матильду, расступились. Мадам Лихошерстова, быстро соображая, каким образом теперь поменять всё построение представления, взяла её за руку и подвела к императору:
– Матильда Кшесинская, ваше величество.
Государь протянул руку для поцелуя. Маля с дрожащими от страха коленками, присев в глубоком реверансе, коснулась губами его крепких и толстых пальцев, на одном из которых красовался массивный перстень с крупным топазом, окруженным сверкающими бриллиантами.
– Мадемуазель, вы будете красой и гордостью нашего балета, – произнес император, приветливо улыбаясь.
Маля была настолько счастлива и ошеломлена этими словами, что с трудом понимала, что происходит вокруг. Как представляли других учеников, что говорили им император с императрицей – всё для неё прошло как в тумане.
Затем всех повели в столовую. Там для торжественного ужина вместе с царской семьей уже были накрыты три длинных стола. За столами тоже все места для выпускников были расписаны. С одной стороны государя должна была сесть лучшая выпускница драматического класса, чтобы красивым и громким голосом прочитать молитву перед ужином, а с другой стороны руководство училища решило посадить отличницу пансионерку балетного отделения Скорсюк, и та уже несколько дней хвасталась перед всеми этой привилегией. Но император, войдя в столовую, опять нарушил распорядок.
– Где мадемуазель Кшесинская? – громогласно спросил он, усаживаясь во главе центрального стола. – Я хочу, чтобы она сидела рядом со мной.
Скорсюк передвинули. Но рядом с Матильдой император велел посадить цесаревича Николая, и Скорсюк ещё раз передвинули.
«Как в сказке!» – подумала Маля, сидя между государем и наследником престола.
– Только не очень-то флиртуйте, – обращаясь к сыну и выпускнице, сказал император.
Маля боялась поднять на наследника глаза. Она впервые чувствовала себя скованной рядом с молодым человеком. Перед всеми сидящими за столами стояли приборы для ужина и белые кружки из дешевого белого фарфора для чая.
– Наверно, дома вы не пьете из таких кружек? – вдруг спросил её цесаревич.
