Место, кстати, так и называется – Старый город.
Открывать книжный магазин в наше тяжёлое время – вообще дело странноватое. Открывать книжный магазин в таком месте, с соответствующей месту арендой – чистое безумие. Но меня это поначалу волновало мало, моё дело было директорское: наполнить магазин ассортиментом, руководить продавцами, обеспечивать необходимую документацию. Ну и было сказано, что деньги на аренду дают некие неведомые мне инвесторы, и такое положение вещей должно сохраниться ещё четыре месяца совершенно точно. Националисты хотят возрождения белорусского языка, культуры и самосознания, объяснил себе всё тогда я. Их право. Кто платит девушку, тот её и танцует.
Те же неведомые инвесторы финансировали превращение в книжный магазин пространства с розовыми стенами на первом этаже.
После того, как мы открылись и проработали два дня, ко мне пришел растерянный, если не сказать, напуганный Димитров и показал какие-то листки.
– Смотри, что мне выставил за свою работу Денис, – сказал Димитров.
Я без особого интереса посмотрел на исчерканную ручкой бумагу. Какой счёт выставил дизайнер Денис, меня интересовало мало. Не я договаривался, не мне выполняли работу, не я рассчитываюсь. Но цифры действительно были какими-то несуразными.
– Он что, дурак? – спросил я.
– Ну так, выходит, – ответил Димитров.
– Шли его нахрен. Полтораха за дизайн? – ткнул я в листок и огляделся по сторонам. Сбоку я увидел ячеистую структуру книжных полок, незанавешенные окна и кофе-машину. Сверху был обычный потолок. Снизу – плитка пола. – Где здесь дизайн? И полтораха за него?
– Вот и я не вижу – где, – сказал Димитров.
– А за работу, – продолжил я свой доклад по предоставленному счёту, – я не знаю, о чём вы там договаривались. Я ж не мебельщик.
– Мне тоже кажется, что это какой-то треш: «Итого: две тысячи двести»…
– За неделю работы по сборке мебели два косаря?
– Он говорит, что они же вчетвером работали, – Димитров был печален.
– Тебе какая разница, всколькиром? А если б он десять человек позвал на сборку, ты бы пятёху ему отдал?
– Нет. Не отдал бы.
– Ну так и придерживайтесь того, о чём говорили на берегу. В самом начале о чём договаривались.
Димитров горестно вздохнул.
– Ни о чём не договаривались. Я же не думал, что у Дениса в голове вот это вот…
– Ооо, – протянул я. – Если ни о чём не договаривались – это худо. С одной стороны. С другой – вообще можешь ему ничего не платить. Раз у вас такая вот любовь взаимная. Без обязательств.
– Нет, ну совсем ничего не платить нельзя, – сказал Димитров.
Помолчали.
– Я не знаю даже, что тебе тут и советовать. У тебя же с ним отношения. А не у меня. Спроси у инвесторов. Может быть, они захотят рассчитаться по этому счёту.
– Не захотят, – Димитров, казалось, сейчас растает от горя, оползёт зимним сугробом на пол и станет лужей.
– Я даже спрашивать не буду, – добавил он.
Помолчали опять.
– Ну зови его на разговор, что остаётся. А сколько дадут, ты хотя бы имеешь представление?
Димитров, как глава нашей концессии, сильно пошатнулся в моих глазах.
– Уже дали. 1200 евро.
– За всё – и дизаен, и работа?
– Да.
– Немножечко разошлись, – в задумчивости сказал я. – Зови, что ещё остаётся-то?
12.
Разговор с дизайнером Денисом получился ожидаемо тяжёлым. Денис, который понимал уже, что кручёный пас, пущенный им Димитрову, скорее всего, не пройдёт, сидел, набычившись. Это выглядело несколько смешно: тощий, под два метра ростом, в непременной дизайнерской бороде, с большими дизайнерскими глазами, Денис сейчас хотел быть похожим на Сильвестра Сталлоне в его лучшие годы. Встреча происходила в кафе, а не в самом книжном. Чтобы не травмировать психику продавцов и бухгалтеров.
