Медитативные когитации - страница 18

Вполне понятно, что Г. Гегель, наряду с течением структурализма (и, шире, концептуализма), декларируя о самом предмете, совершенно не подразумевает под ним автономную чувственную и материальную компоненту. Тем более что ноуменальный модус, по мнению И. Канта, не должен целиком и полностью отождествляться с последней. Так, рассматривая и экзегетируя объект, Г. Гегель, безусловно, предельно категорично и однозначно не утверждает, – так как это осуществляет структуралистский метадискурс, – что означающее, означаемое, знак и т.д. генерируются исключительно лишь лингвистической матрицей в отрыве от последнего (объекта). Но, вместе с тем, он отчетливо осознает, что предмет совсем не обязательно должен манифестировать в качестве конкретного сенсуального и гилетического субстрата. Следовательно, согласно его (Г. Гегеля) позиции, сами лексема, понятие и знак неизбежно и неотчуждаемо обязаны коррелировать с дескриптируемым посредством их самотождественным и самостоятельным референтом, но при этом последний может и репрезентировать, и не репрезентировать собой реальную, а не абстрактную чувственную и материальную субстанцию. То есть, синтаксис, семантика и семиотика всегда должны соотноситься с автономной и специфической субстанцией и, наоборот, последняя неотвратимо отражается в их многослойной и многочастной текстуре. При этом, ранее уже подчеркивалось, что описываемый лексемой, концептом и знаком уникальный референт способен экспозиционировать себя в качестве либо метафизической, либо интеллектуальной, либо сенсуальной, либо гилетической, либо какой-то иной самобытной и самодостаточной структуры.

Итак, важно подчеркнуть, что осуществляя дифференциацию между феноменом и ноуменом, И. Кант тем самым иллюстрирует не только апостериорную чувственную и имманентную природу первого, но и априорную отвлеченную и трансцендентную – второго. То есть он категорично и безапелляционно декларирует о том, что само явление, в отличие от вещи-в-себе (dinge-an-sich), не репрезентирует себя исключительно лишь при помощи сенсуальных и гилетических манифестаций. Тогда как ноуменальная матрица, по его мнению, абсолютно абстрагированна от сфер чувственного и материального. Другими словами, немецкий мыслитель конституирует непреодолимую и неотъемлемую дистинкцию между имманентно-эстетической и трансцендентно-ноэтической парадигмами, никоим образом не допуская какой бы то ни было их контаминации друг с другом. При этом, с его точки зрения, феномен неотъемлемо принадлежит исключительно лишь к первому измерению, тогда ка ноумен – ко второму. А поскольку, согласно его позиции, корректная, непротиворечивая и полновесная гносеология не может реализоваться без инициирования всесторонней апостериорной сенсуальной перцепции, то вещь-в-себе (и/или вещь сама по себе (ding-an-sich)), экзистирующая по ту сторону последней является абсолютно непознаваемой инстанцией. Естественно, кристально ясно, что само явление, имея непосредственное отношение к области чувственной и имманентной эмпирики, представляет собой один-единственный и безальтернативный модус, допускающий собственную адекватную, нонэквивокационную и полноценную герменевтику. Соответственно, именно вышеуказанные сентенции и аффирмации провоцируют, в свою очередь, И. Канта категорично и бескомпромиссно декларировать о эпистемологических фальсификации ноумена и верификации феномена, обладающих бесспорным и аутентичным семантическим содержанием.