Медийный город. Медиа, архитектура и городское пространство - страница 18



.

Во многих отношениях 1920-е годы можно считать апогеем индустриальных городов. После этого модель концентрических кругов стала уходить в прошлое. Модернистский авангард 1920-х выдвинул идею децентрализации городского пространства, а дальнейшие события еще радикальнее повлияли на утрату центра. С утверждением после Второй мировой войны автомобильной культуры зависимость пригородов от центра быстро стала ослабевать. В США доля жителей пригородов в общей численности населения с 1950 по 1990 год удвоилась, увеличившись с 23 до 45 % (Fishman 1994: 394). В то же время вдвое выросло и число людей, не только живущих, но и работающих в пригородах. В результате, по мнению Фишмана, «окраины заменили ядро в качестве эпицентра нашей цивилизации» (Ibid., 398). В своем знаковом эссе «Город на виду» Поль Вирильо пишет: «Хотя мегаполис все еще остается местом, географической точкой, но он уже никак не связан с классической антитезой город – деревня или центр – окраина» (Virilio 1997). Он перестал быть локализованным, осевым объектом. Хотя появление пригородов способствовало этому распаду, противопоставление «внешнее-внутреннее» рухнуло в результате «транспортных революций», а также развития коммуникационных и телекоммуникационных технологий. Они обеспечивали слияние «оторванных» окраин в единую городскую массу.

В начале XXI века город характеризуется уже не высокой концентрацией и вертикальной стратификацией, как в «Метрополисе» Ланга, взявшего за образец Манхэттен, – он превратился в разросшуюся агломерацию пригородов, торговых комплексов и автострад, занимающую гигантскую площадь. Основная ячейка города теперь не улица, измеряемая количеством домов, а пространство в сотни квадратных километров. Город символизирует не канонический частокол небоскребов, а сеть суперавтострад, устройство которых лучше всего просматривается с воздуха – или, все чаще, невидимыми цифровыми сетями, которые и «картографировать» надо новыми способами.

Город без центра

Сассен отмечает: «Города традиционно обеспечивали экономике, государству и обществу некую централизованность» (Sassen 1991: 13). Важнейшая черта нынешних гигантских агломераций помимо их размера – это отсутствие четкого центра. Мамфорд еще полвека назад обратил внимание на эту тенденцию, определив ее в формулировках, которые вскоре популяризовал Маклюэн: «На деле мы живем в бурно расширяющейся вселенной все новых механических и электронных изобретений <…> Это взрывное развитие технологий породило такой же взрыв в городе: он лопнул и разбросал свои сложные органы по всей округе. “Контейнер” окруженного стенами города не просто взломан – он лишился своего магнетизма, в результате чего мы наблюдаем распад его влияния до состояния случайности и непредсказуемости» (Mumford 1973: 45).

Этот «технологический взрыв» представляет собой глубокую перекройку исторически сложившейся логики урбанизма. По мнению Фишмана, «у нового города <…> отсутствует то, что придавало облик и смысл всем городским формам прошлого, – единственное доминантное ядро и четкие границы» (Fishman 1994: 398). Результатом стало нечто, не имеющее пока даже общепринятого названия. Фишман утверждает: «Новый город – это не город, не деревня и не пригород. Он не подпадает ни под какие традиционные термины архитекторов и историков» (Ibid., 400). Аналогичное мнение высказывает и Ферраротти: «Мы движемся к континууму города-деревни <…> В этой ситуации город лишается своего естественного центра притяжения, ядра» (Ferrarotti 1994: 463). Соркин говорит о «возникновении города совершенно нового типа, не привязанного к конкретному месту» и называет его