Медийный город. Медиа, архитектура и городское пространство - страница 20

. Как утверждают Мамфорд (Mumford 1973) и Киттлер (Kittler 1996), город в каком-то смысле всегда был носителем информации, но вплетение в его пространство скоростных интерактивных сетей, тем не менее, представляет собой важнейшее изменение в городской жизни. Соединение цифровых технологий с городской средой создало ряд новых тенденций. С одной стороны, цифровые сети способствуют все более широкому распространению экономической деятельности в географическом пространстве; с другой – усиливают концентрацию влияния, поскольку командные пункты мировой экономики сосредоточиваются в сравнительно немногочисленных «глобальных городах»[19]. Эти тенденции все больше определяют контекст частной жизни людей. Как указывает Сассман, у многих простых людей, особенно в богатых странах, появилось больше «возможностей для дистанционного объединения», чем было у их родителей, но та же техническая инфраструктура «способствует беспрецедентно высокой степени разобщенности в производственной и торговой сфере, в обществе и семье» (Sussman 1997: 36). Последствия же в обществах не столь богатых выглядят еще мрачнее. Как утверждает Никос Папастергиадис, одной из определяющих характеристик современной эпохи стало перемещение людей через границы вследствие бедности, ухудшения экологических условий и войн (Papastergiadis 2000).

Увеличение роли информационно-коммуникационных сетей в организации экономики, общества и политической сферы привело к парадоксальному сочетанию рассеивания и концентрации. Это проявляется одновременно в «упразднении» расстояний и возникновении новых форм отстраненности и изоляции. Происходит осознание все большего отрыва «места» от «пространства».

Кастельс, как известно, определил «информационный город» с точки зрения «возникновения пространства потоков, доминирующего над исторически сложившимся пространством мест» (Castells 1989: 6). Хотя Кастельс и употребил слово «доминирующие», он, несомненно, понимал, что информационные потоки не просто уничтожают существующее географическое и городское пространство, но и сложным путем соединяются с ним. Аналогичным образом Сассен подчеркивает: хотя трансграничные экономические процессы ведут к «частичному разукрупнению» национального государства и распространению иных единиц и масштабов организации (например, на уровне городов и регионов), коммуникационная и информационная инфраструктура, на которую опираются эти потоки, сама по себе имеет географическую привязку (Sassen 1991).

Это замечание весьма полезно и способно приуменьшить безудержные восторги или стенания по поводу вытеснения «реального» общественного пространства «киберпространством»[20]. Уже сейчас все больше людей – в том числе и тех, кто в свое время пророчил, что байты заменят кирпичи, – осознают, что вместо «аннигиляции пространства и времени» мы имеем дело с формированием новых пространственных ансамблей. Это новое сочетание медиа и архитектуры называют «расширенной реальностью», «смешанной реальностью», «расширенным пространством» и «стереореальностью». Все эти определения призваны подчеркнуть неоднородность пространственных режимов того, что я называю медийным городом[21]. Несмотря на существование более устоявшихся формулировок вроде «информационного» или «цифрового» города, термин «медийный город», на мой взгляд, более уместен, поскольку он охватывает исторический аспект отношений между медиа и современным городским пространством и связывает эту историю с изменениями, которые происходят сегодня в результате распространения цифровых технологий.